Жемчужина прощения
Шрифт:
– Катерина, будь добра, исчезни, – отозвался Максим, не отвлекаясь. – Ты же знаешь, что мне своим ресурсом весь этот банкет оплачивать, так что не трать его ради скуки. Восстановлюсь – поговорим.
– Еще как поговорим, галчонок! – усмехнулась она. – И с тобой, и с девушкой твоей. Против девочек я тоже ничего не имею. Вместе еще веселее. Она сладкая… Еще слаще, чем ты, светленький!
Парень опустил топор.
– Нет у меня никакой девушки, – отрезал он, но хитрая искорка в глазах Катерины его насторожила.
– Пока, может, и нет, но однажды появится. И нам будет очень жарко вместе!
– Ты что,
– Чуть-чуть… – усмехнулась колдунья. – Ну ладно, до встречи, галчонок! Не буду тебя отвлекать, а то и правда перегреешься еще, чего доброго.
И образ Катерины растаял, оставляя Максима замерзшим, уставшим, да еще и раздраженным, ибо ничто его так не бесило, как попытки манипулировать тем, что выходило за пределы его контроля. Когда имеешь расширенные возможности, вполне естественная для большинства людей слепота относительно собственного будущего ощущается как…
– Беззащитность, – вдруг прозвучал голос Варвары Ивановны. И Максим даже не понял, услышал он это ушами или всем мозгом сразу. – Вот что чувствуют люди, не знающие, что ждет их впереди. Беззащитность перед собственным выбором. И перед тем, что уготовано судьбой.
Максим посмотрел на свои руки. В попытках унять гнев он даже не заметил, что одна из мозолей лопнула и пустила первую каплю крови.
– Судьбой… – повторил он, чувствуя себя странно. – Неужели все можно изменить? Подстраховаться? Переписать?
– Нет, конечно. – Мысленный образ Варвары Ивановны виднелся на лестнице, ведущей в сени. Она поманила за собой ученика и стала подниматься.
Гость поставил колун к стене и принялся складывать остатки лежащих на земле поленьев. Несмотря на то, как важен был для него этот разговор, он знал, что в мире существует непреложное правило: все, что начато, должно быть закончено, ибо все, что не закончено, фиксирует в этом месте частичку тебя.
– Это как договор с самим собой. Или с собой и природой, если хочешь, – снова раздался голос колдуньи.
«Она уже запустила процесс», – понял гость.
Хозяйка легко читала происходящее в его голове, потому что пространство в их сознании теперь стало общим – необходимое условие, чтобы полностью прожить чужой опыт. Он посмотрел на тяжелый металлический колун и обнаружил на топорище кучу мелких символов, недоступных глазам раньше. Теперь все, что делала Варвара Ивановна, не просто обнажилось, оно воспринималось, как множество дверей, открывая которые, наследник мог пройти сколько угодно в прошлое, рассмотреть в деталях, как было сделано то или иное заклинание, мельчайшие составляющие.
Символы на рукоятке были чем-то вроде замка, а кровь, как ключ, в него вошедший, заполнила каждый изгиб, и теперь ее и его энергия перемешивались и сонастраивались.
Максим поднялся и вошел в дом тоже. В ушах нарастал звон, какой возникает при дрожании стоящей близко друг к дружке стеклянной посуды, даже скорее множества маленьких пузырьков. Наследник не торопился вернуться к разговору, уже понимая, что знания эти от него не то что никуда не денутся – не осознав их, не объездив, как молодого коня, он из этого процесса не выберется. Точка входа осталась далеко позади, первая дверь, а возможно, и все остальные, открывается лишь в одну сторону. Выход из длинного лабиринта совсем в другом месте, чтобы найти его, придется научиться думать и чувствовать, как Варвара Ивановна. Но пока он просто привыкал к изменившемуся состоянию. К двум потокам информации, из которых предстояло научиться черпать только нужное, не уходя в личное. Ибо открывать колдунье свою жизнь не хотелось, а лезть в ее биографию тем более.
Невольно промелькнула мысль о Катерине и ее судьбе. Парень отмахнулся, но мысль вернулась, не сразу стало понятно, что она не его. Максим открыл глаза, обнаружив себя стоящим около стола, опершись на него обеими руками. Варвара Ивановна вышла из комнаты дочери, и дверь тихонько запульсировала, а световая волна очертила периметр помещения. Наследник понял, что получившийся контейнер полностью блокирует ментальную активность Катерины. И даже несмотря на это колдунья несла амулет из пряди волос девушки. Когда она надела крошечный тряпичный мешочек на шнурке Максиму на шею, тот кивнул. «Не столько сильна, сколько хитра и изобретательна, словно мышь, – если не найдет щели, то прогрызет, – понял или прочитал он. – Но амулет дает гарантию.»
Наследник залез на растопленную печь и завернулся в настеленные там одеяла. Он и так знал, что тепло каким-то образом ускоряет тонкие процессы, словно расширяет канал связи. Темнота, тишина и тепло обволокли его на мгновение, а потом он провалился глубже и стало уже неважно, открыты глаза или нет.
Он увидел себя, но не как в зеркале, а глазами своей наставницы.
«Неужели все можно изменить?» – спросил темноволосый высокий парень, держащий в руках массивный топор.
«Нет, конечно! – ответил он будто самому себе. – Мы вообще ничего по сути не меняем, только выбираем из возможного. Пойдем!»
Максим толкнул дверь в сени, но вместо промерзшего, плохо освещенного помещения возникла далеко уходящая вперед ночная трасса. Прямая и пустынная.
– Любое событие дуально, – начала объяснять Варвара Ивановна, сидя на соседнем кресле иллюзорного автомобиля. – Да или нет. Что-то или ничто. Один. Ноль. Выбирай любого, с кем у тебя достаточно сильная связь. Выбирай точное событие. Мельчи это событие, как можешь, до одного короткого шага. До тех пор, пока не сможешь задать вопрос «Да или нет?».
От его задумчивости машина сама собой начала сбавлять скорость.
– Остановись тогда, когда выберешь ситуацию, найдешь ее край и выступ на нем. Четкую дуальность.
На дороге появилась его давняя подруга Настенька. Она радостно подпрыгивала, размахивая руками, и рюкзачок за ее спиной подпрыгивал тоже. Они дружили еще со школы и даже пару раз их дружба делала несмелые попытки перерасти в отношения, но шансов не было. Настенька обладала таким запасом энергетической мощности, любознательности и дружелюбия, что в школе посещала все кружки, в студенчестве все вечеринки, и пока Максим смотрел, как кофе закипает в турке, успевала сделать три оборота вокруг земного шара и умереть от скуки. Последний раз они виделись пару недель назад. Сворачивая лебедей из салфеток с эмблемой ресторана, она со скоростью семнадцать тысяч слов в минуту рассказывала о том, что ей предложили возглавить проект во Франции. Сотни деталей атаковали мозг старого друга, но он держался. И вот хрупкая курносая Настенька, непонятно как сдерживающая в себе персональный атомный реактор, спрашивает: «Ну что, соглашаться, а?».