Жемчужная луна
Шрифт:
При виде опечаленного той давней потерей лица Алисон, не забывшей о матери, которую она никогда не знала, на Мейлин саму нахлынули давние воспоминания: как она любила погибшего до ее рождения отца, которого никогда не видела, как ей не хватало его и как она верила, что если бы он остался жив, в ее жизни все было бы иначе.
Да, наконец-то у нее нашлось нечто общее с сестрой: они обе провели немало часов, мечтая о том, чтобы у них были живы оба родителя. Для Мейлин этим фантазиям пришел конец когда ей исполнилось тринадцать, а для Алисон? Ведь ее мать в самом деле
– Извините, Алисон.
И тут, где-то в середине «спасибо» Алисон, раздалась трель телефонного звонка, почему-то заставившая Мейлин вздрогнуть.
Это звонил Гарретт Уитакер, отец, которого Мейлин когда-то любила и которого ей так не хватало, отец, чье лицо исказилось от ужаса, когда он увидел, что его любимая дочь умирает. Он звонил в Гонконг, чтобы узнать, как добралась Алисон, все ли с ней в порядке.
«Любящий папаша!» – подумала Мейлин внезапно, и ей стало больно. Что бы ему стоило позвонить ей хоть раз, чтобы убедиться, что с ней все в порядке?! И что бы стоило ему хоть раз успокоить ее, утереть ее слезы, когда кто-нибудь называл ее ублюдком шлюхи?
– Да, папа, – тихо рассмеялась Алисон. – Я тут, со мной все в порядке. Все отлично… Да, меня встретили Джеймс Дрейк и Мейлин Гуань. Это архитектор проекта, она сейчас тут у меня, мы пьем чай… Папа?.. Ой, мне на минуту показалось, что с линией что-то не в порядке, я перестала тебя слышать…
Похоже, Гарретт Уитакер довольно быстро оправился от шока, полученного при известии, что его дочери мирно сидят рядышком, попивая чаек.
«Разумеется, он очень быстро оправился, – подумала Мейлин. – Почти двадцать восемь лет он был уверен, что нечего беспокоиться, никаких призраков прошлого не осталось».
А ведь Мейлин прямо сейчас могла бы, если бы захотела, вывести его на чистую воду. Достаточно было взять трубку из перехваченной серебряным браслетом руки сестры и сказать: «Привет, папочка! Это я, твоя брошенная дочка! Что? Ты удивлен, откуда я все знаю? А я знаю. Твоего запудривания мозгов моей мамочке хватило только на тринадцать лет. Нет, она-то тебя не выдавала – она представляла тебя павшим героем, как ты ее научил. Я сама открыла все это, я все про тебя знаю, папочка. Ты вовсе не герой… разве что для Алисон… по крайней мере, ты был для нее героем до сегодняшнего дня».
Вместо этого Мейлин подошла к стеклянной стене и стала рассматривать феерию огней на горизонте, думая о том, какой может быть голос у ее отца.
Как он звучит теперь, исполненный любви к Алисон?
А что можно сказать о душе Гарретта Уитакера? Есть ли в ней хоть маленький уголок, неравнодушный к оставленной им дочери? Маленький-маленький уголок, где был бы образ его дочери?
Так как Алисон была не одна, то она, из вежливости по отношению к Мейлин, не стала долго распространяться. Пообещав часто звонить и передав привет бабушкам и дедушкам, она завершила разговор. Как только Мейлин услышала звук положенной на рычаги трубки, она призвала на помощь все свое актерское мастерство. Пожалуй, сияющие глаза Алисон не готовы еще к зрелищу того мрака, что царил в ее душе… Лучше исчезнуть из комнаты, прежде чем Алисон поймет, насколько она взволнована, как ей плохо.
Отвернувшись от панорамы Гонконга и глядя в лучащиеся радостью глаза сестры, Мейлин сказала:
– Я все-таки пойду, Алисон. Эта проблема с чертежами не дает мне покоя.
Алисон проводила ее до двери, и теперь Мейлин могла укрыться в убежище своего номера. «Убежище»? – ядовито усмехнулся ее внутренний голос. – Ты называешь убежищем место, откуда открывается прекрасный вид на «Пининсулу»?
Но когда Алисон открыла дверь, в коридоре оказался Сэм Каултер.
Поздоровавшись с Алисон, Сэм перевел взгляд с ее изумрудных глаз на темно-зеленые Мейлин и сказал:
– Привет, Мейлин!
– Привет, Сэм, – Мейлин быстро отвела взгляд; Сэм не был слеп к чужим болям и бедам – он-то мог рассмотреть тень страдания там, где никто бы ее не увидел.
– Я уже ухожу, – сказала Мейлин, обращаясь к высокому стройному ковбою, перегородившему проход.
Сэм даже не шелохнулся.
– Я провожу тебя до номера, Мейлин. Только поздороваюсь с Алисон.
– Привет, Сэм, – послушно повторила Алисон и, улыбнувшись, добавила: – Пока, Сэм.
Номер Мейлин был на том же этаже, что и у Алисон, и его хорошо должно было быть видно, но сейчас его загораживала фигура Сэма. Эта дверь, призывно маня ее, соблазняла ринуться к ней.
«Нет, – приказала себе Мейлин. – Я должна спокойно пройти с ним по коридору, опустив глаза и тепло разговаривая с ним. И мне нужно начать этот путь немедленно. Разве что…»
– Ах, Алисон, я совсем забыла показать вам, как найти Башню Дрейка.
– А это необходимо, Мейлин? Насколько я поняла по карте, нужно выйти из главного входа, повернуть налево и пройти шесть кварталов по Чейтер-роуд.
– Именно так, – подтвердил Сэм. – Когда вы встречаетесь с Джеймсом?
– В десять. Сэм нахмурился.
– Мы с Мейлин и Тайлером встречаемся на строительной площадке в девять утра.
– То есть, вы не сможете проводить меня к Джеймсу? – поддразнила его Алисон. – Сэм, не знаю, что там наговорил обо мне мой папочка, но я вполне в состоянии пройти шесть кварталов, особенно по прямой!
– Правда?
– Да! – потом уже нормальным тоном она сказала: – Вас пригласили в Гонконг, Сэм, чтобы вы строили тут отель, а не для того, чтобы вы играли роль телохранителя или няньки. Так что, пожалуйста, не беспокойтесь.
– Отлично, – согласился Сэм. – Но если вам потребуется какая-либо помощь, Алисон, я всегда к вашим услугам.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Мейлин, почему бы вам не пригласить меня выпить что-нибудь?
Он говорил таким ласковым тоном, словно и в самом деле был неравнодушен к ней. Она чувствовала себя такой несчастной, такой жалкой, ей так нужно было сочувствие.
«А что, если он в самом деле неравнодушен ко мне? – подумала она. – Что, если ему можно доверить тайны моего сердца?»