Жена башмачника
Шрифт:
Энца беспокоилась, успеет ли добраться в Хиббинг до того, как у Паппины начнутся схватки. Поэтому Луиджи заплатил курьеру вперед, чтобы при первых признаках схваток тот поехал в Чисхолм на трамвае – сообщить Энце, что время пришло.
За две недели, предшествовавшие сроку, в окрестностях Железного хребта не выпало ни снежинки. Хотя январские сугробы никуда не делись, морозы не ослабевали и дороги были скользкими от льда, трамвайные рельсы оставались чистыми. Энца смогла бы добраться до дома Паппины за каких-то полчаса.
Когда появилась Стелла, Энца помогала повитухе. К родам других
Рожая Стеллу, Джакомина не кричала. Энца помнила, что в комнате было темно и тихо. Она испытала настоящее благоговение, когда дитя выскользнуло из тела матери и упало на руки повитухе, будто букет цветов.
Пока Паппина кричала и корчилась в схватках, Энца держала ее за руку. Но наконец первенец Латини показался на свет и заорал – прекрасный крупный мальчик. В хиббингской больнице были сиделки, так что Паппина могла позволить себе несколько дней отдохнуть, прежде чем вернуться домой, где Энца уже все подготовила.
Энца погрузилась в хорошо знакомую жизнь семьи, где есть новорожденный. Она собрала колыбель, следила за тем, чтобы Луиджи не голодал, стирала, помогала Паппине помыться, поддерживала в доме чистоту. Сварила большую кастрюлю супа на мясном бульоне – с томатами, разными корешками и перловой крупой, чтобы Паппина могла набраться сил. У Энцы кружилась голова при мысли, что однажды Паппина сделает то же самое для нее.
Через пять дней Энца вернулась в Чисхолм. По дороге она с улыбкой смотрела в окно и думала, что ни от чего женщина так не устает, как от ухода за ребенком. Войдя в лавку, она улыбнулась мужу.
Чиро отложил инструмент:
– Как юный Джон Латини?
– Почти десять фунтов, доказательством чему моя больная шея, – рассмеялась Энца.
– Дитя Валентинова дня, – расплылся в улыбке Чиро.
– Тебе нужно посмотреть на него. – Энца направилась к лестнице, но вспомнила, что у нее сообщение. – Луиджи просил тебе передать, что у ребенка маленький нос. Он сказал – ты поймешь.
– Va bene! – Чиро расхохотался шутке, понятной лишь двоим.
– Он здоровый мальчик, какой бы нос у него ни был, – заверила мужа Энца.
– Ну, значит, вся эта прорва молока, которую Паппина выпила, того стоит.
– Хорошо бы завести корову, – заметила Энца.
– И куда ты ее денешь? Заднего двора у нас хватит разве что на грядку с томатами.
– Это может быть совсем маленькая корова…
– Неужели ты… – Чиро оглядел Энцу, ища в ней признаки той пышности, что свойственна понесшей женщине. Энца ничуть не изменилась, прекрасная как всегда. Вот разве что поза, рука на животе…
Энца кивнула, подтверждая его догадку.
Дитя медового месяца.
Дитя первой брачной ночи.
Энца зачала своего ребенка где-то между Паоли, штат Пенсильвания, и Крестлайном, штат Огайо, в вагоне поезда «Бродвей Лимитед», направлявшегося в Чикаго.
Чиро вскочил, обнял жену, приподнял в воздух:
– Я не смогу стать еще счастливее!
Сердце Чиро наполняла неописуемая радость. Он и не представлял, что бывает такое счастье. Мгновение чистого ликования. Ребенок был его сокровенной мечтой. Чиро вспомнил, как
3
Билет на поезд
Un Biglietto per il Treno
Лето в Миннесоте оказалось столь же чудесным, что и лето в Итальянских Альпах. Озеро Лонгийр сверкало как сапфир, отражая безоблачное небо цвета марокканского шелка. Горизонт окаймляли вечнозеленые деревья, а заросли пестрели первыми цветами сладкой ежевики. Утром по воде разносились крики гагар, окликавших друг дружку с противоположных берегов.
Энца распахнула все потолочные окна в доме. Последние недели своей беременности она словно вила гнездо. Перемыла каждое окно, отскребла полы и довела до совершенства детскую. Сшила приданое для младенца – из снежно-белой замши и мягкого хлопка. Прошила конверт лентами из белоснежного шелкового поплина, а подкладку для капюшона сделала из атласа. Чиро сколотил кроватку и тоже выкрасил ее в белый цвет. Стены он покрасил в полоску, чередуя кремовый с песочным, чтобы создать эффект обоев. Подобный прием Энца переняла у декоратора Метрополитен-опера, Нейла Мацелла.
Этим утром, когда звякнул дверной колокольчик, Чиро поднял взгляд… и с грохотом уронил ножницы.
В дверях стояла Лаура Хири – в темно-синем костюме из крепа, такого же цвета шляпке и белых перчатках, с саквояжем в одной руке и шляпной коробкой в другой.
– Я не собираюсь позволить твоей девушке обзавестись ребенком без моего участия, – широко улыбнулась она.
Чиро обнял ее и крикнул Энце, чтобы та поскорее спускалась вниз. Гостья сняла перчатки и убрала их в сумочку. Пока Чиро бегал за женой наверх, Лаура изучила мастерскую Чиро и сквозь окошко заглянула в швейную мастерскую. Энца неловко спустилась по лестнице, увидела Лауру и аж взвизгнула от радости. Лаура кинулась к ней, и вскоре обе упоенно рыдали. Наконец Лаура отстранилась и оглядела Энцу – зрелую красоту ее поздней беременности.
В лавку было сунулся какой-то покупатель, увидел плачущих женщин и поспешно ретировался.
– Девушки, ваши завывания распугают мне всех клиентов, – строго сказал Чиро. – Энца, может, покажешь Лауре нашу квартиру?
– Ты, должно быть, очень устала, – сказала Энца, пока они поднимались по лестнице вслед за Чиро, несшим багаж.
– Нет-нет, меня просто распирает от энергии. В поезде я чуть с ума не сошла от безделья. Надеюсь, здесь для меня полно работы.
– Нет уж, отдохни, посиди, вытянув ноги, глядишь, и женушка моя с тебя возьмет пример, – сказал Чиро.
– У нас уже все готово, и я ужасно рада этому, потому что смогу посвятить все время тебе, – сказала Энца, открывая дверь гостевой спальни. – Располагайся как дома, а я сварю кофе.
– Мне тут ужас как нравится! – с энтузиазмом воскликнула Лаура и принялась устраиваться.
Энца вышла, закрыла за собой дверь и замерла, будто во сне. Чиро обнял ее.
– Ты знал? – спросила Энца.
– Да я не смог бы столько дней держать что-то в тайне от тебя!
Энца достала из рукава носовой платок и промокнула глаза.