Жена Кукловода
Шрифт:
Людмила с трудом сдержала слезы.
– Тише... тише, - она гладила его по спине, - ты все не так понял. Все хорошо. Никто никого не обманывает. Успокойся. Анна просто моя подруга! И ты ее давно знаешь. Она хорошая!
– Анна...
– он никак не мог успокоится, - она хорошая... Отец... он... он ее заставлял... Он с ней говорил таким тоном... и она.. называла его: "Господин".
– Милый, - Людмила едва сдерживала слезы, сжав зубы от злости на мужа, - они просто шутили!
Вдруг Антон перестал рыдать и посмотрел ей прямо в лицо.
– Мам, -
И снова обнял ее, крепко-крепко, до боли.
Вечер прошел почти в полном молчании. Антон, угрюмо уставился в свой ноутбук, вставив в уши наушники. Людмила устроилась в кресле с книгой. Руслан беспорядочно переключая каналы телевизора, - на диване. Дарик, ощущая своим собачьим чутьем повисшее напряжение, беспокойно переходил от одного к другому, поскуливая и заглядывая в глаза.
Наконец, все отправились спать.
Перед тем как уйти к себе, Людмила зашла к сыну, поцеловала, пожелав спокойного сна, а потом постучала в спальню к Руслану.
Он сидел на кровати, опустив голову на руки.
– Тебе не кажется, что ты должен объясниться со мной. И с сыном.
Он вздохнул. Поднял голову и посмотрел на нее. В его глаза было больно смотреть.
– Прости меня...
– шепнул он еле слышно.
– Прости... То, что произошло... это ... ужасно... непозволительно...
– Почему?
– спросила она с горечью, - почему надо было ждать приезда сына?
– Я не ждал, - он снова опустил голову, не в силах смотреть ей в глаза.
– Я попросил Анну приехать, помочь с бумагами. Мы разбирали в гостиной документы... а потом...Это случилось... спонтанно.
– Спонтанно?
– она презрительно усмехнулась.
– Спонтанно ты приказал своему сабу на глазах у твоего несовершеннолетнего сына встать на колени? Ты слышишь себя сам?
– Это не так... не так... мы же одни были...- каждое слово будто жгло ему губы.
– Я не собирался... ничего такого... Это ... помутнение... я не смог...
Внезапно он вскочил и схватил ее за плечи, больно впившись пальцами:
– Ты... ты не понимаешь...
– зашептал он ей прямо в лицо, задыхаясь от боли и стыда, - я ... схожу с ума... меня просто разрывает на части... это невыносимо...
Он отпустил ее также внезапно и отошел к окну, схватившись за голову.
Людмилу переполняла злость, горькая обида, она ощущала себя преданной, растоптанной, уничтоженной. Но где-то в глубине больно пульсирующего сердца ей было жаль его. Она впервые в жизни видела своего сильного, спокойного, уверенного в себе мужа в таком смятении, подавленным и растерянным. Но простить его сейчас она не могла.
Сглотнув навернувшиеся на глаза слезы, она как могла твердо произнесла:
– Это тебя не извиняет. Завтра ты поговоришь с сыном. И меня совершенно не заботит, что ты ему скажешь в свое оправдание.
Закрыв за собой дверь, она прошла в спальню и упала лицом в подушки. До самого утра она не сомкнула глаз, сжимая кулаки и пытаясь не стонать от боли, что разрывала ее грудь. И от этой боли не было лекарства.
В голове у нее до самого утра крутилась мутная, как грязная вода, воронка, из которой память выхватывала отдельные фразы, мысли, картинки. Она слышала снова слова Анны: " Если мой Господин захотел кого-то еще - это моя вина и мое несовершенство", и видела ее, покорно опустившую глаза, на коленях перед своим мужем, в ее ушах звучал срывающийся шепот Руслана: "Я схожу с ума... это невыносимо", грустно качала головой мама: "Больная жена никому не нужна... Ты должна целовать ему руки...", и снова пробивала дрожь от властного голоса, уже не Руслана, Кукловода: " Я испытываю потребность в доминировании... Не хочу это потерять... Наши жесткие хард-лимит - супружеская верность". Она ощущала себя загнанной в бесконечный ледяной лабиринт, из которого не было выхода. Ей вдруг стало казаться, что она - ненужная старая кукла. Игрушка, из которой выросли дети. Забытая на чердаке, пыльная и потрепанная. Но внезапно она увидела отчаянные, наполненные слезами глаза сына и услышала его хриплый голос "Мам.. ты у меня одна... я всегда буду на твоей стороне..."
Она вцепилась в это воспоминание будто в спасительную соломинку, что не давала этому мутному смерчу увлечь в пучину безумия.
К утру она приняла решение. Но озвучить его мужу решила только после отъезда сына.
После завтрака, также прошедшего в полном молчании, нарушаемом только тихим поскуливанием Дарика, выпрашивающего кусочек пиццы, Руслан увел Антона к себе в кабинет. Они беседовали довольно долго. Людмила, чтобы не поддаться искушению подслушивать, оделась и вышла в сад, выпустив собаку.
Она села на скамейку в беседке и рассеянно наблюдала за тем, как носится Дарик, взрывая снег, зарываясь в сугробы по самые уши. Потом из дома вышел Антошка, посмотрел не нее, вдруг улыбнулся и присоединился к псу в его веселой беготне. Следом на крыльце появился Руслан, застегивая куртку. Какое-то время он наблюдал за возней сына и собаки, а потом спустился по ступенькам, скатал рыхлый снег в снежок и запустил им в сына. Снежок попал Антошке в шею, снег засыпался за воротник, он обернулся, посмотрел на отца возмущенно, но потом мстительно ухмыльнулся и скатал свой и запустил им в Руслана. В ответ он получил еще один "снаряд", прямо в грудь. И естественно не остался в долгу. Дарик метался между ними, пытаясь поймать на лету снежки, и радостно лаял...
Уставшие, вымокшие до нитки, но умиротворенные, они сидели в гостиной перед камином, и пили чай с пирогами.
Антошка еще косился на отца, но казалось, что мир и спокойствие в семье были восстановлены. Людмила смотрела на двух своих самых родных и любимых мужчин, таких похожих и таких разных, и вдруг отчетливо поняла, что не может позволить разрушить это все. Никому. Она подумала, что принятое ею за ночь решение - единственно верное. Она должна сохранить этот теплый, хрупкий мирок любой ценой.