Жена Лесничего
Шрифт:
Хотя, когда он видит ее все мысли улетучиваются и хочется привязать ее к себе всеми силами, использовать любой шанс лишь бы была рядом, лишь бы понимала его, как только она умеет, лишь бы зажигалась радостью и была счастлива.
За деревьями показался просвет и Дэмиен ступил на тропу между нетронутых полей. Впереди золотился церковный шпиль и серели покатые крыши Вирхольма. Перед встречей с родным Чармэйн неприятно отдавалось в затылке. Многое придется сокрыть, а в этом Дэмиен не мастер.
Застучали под подошвами каменные мостовые. Вирхольм был по
Текущие дела — работа на полях, сбор обильного урожая, уход за скотом не требовали чрезмерных усилий — жизнь в Вирхольме была размеренной и сытой. Оставляла время для обучения грамотой и праздных занятий вроде живописи и грамоты.
Севернее города в сухую пещеру в холме раз в месяц сносились красивые безделушки, сделанные на досуге, которые очень ценились в мире за пологом. Граница сдвигалась и через неделю жителей Вирхольма ждали насущные предметы, обговоренные в специальной бумаге. Кроме списка обменных вещей, писать что либо еще запрещалось договором.
Сытая и размеренная жизнь не всех прельщала, бывало неведомый зуд подталкивал за пределы знакомого до зубного скрежета кусочка земли. Лес никого не держал силой, а вот дорога назад становилась заказанной навсегда.
Мэр и его жена встретили Дэмиена настороженно. Сразу же спросили о причине отсутствия Чармэйн и только письмо смогло немного притушить тревогу. Мэр долго расспрашивал Дэмиена о дочери, но многого лесничий сказать не мог, так как оберегал тайны леса, а оставшиеся крохи про быт в хижине встревоженного отца не интересовали.
— Скажи честно, — сказал мэр поглаживая седую козлиную бородку. — Жива ли Чармэйн? Здорова ли?
— Я не мог пожелать себе лучшей жены, — помолчав, ответил Дэмиен на вопрос, который мэр не задал. — Она добра и ласкова, мастерица на все руки…
Родители переглянулись с недоумением: о Чармэйн ли идет речь или лесничий недоговаривает…
— На мою дочь непохоже, — отрезала теща.
Жена мэра, еще красивая черноволосая женщина с морщинками в уголках глаз, с подозрением смотрела на Дэмиена, насторожившись после последних слов. Поправила аккуратный кружевной чепец и смахнула пылинку с парадного платья традиционно темно-зеленого цвета.
Дэмиен вытащил из котомки гостинцы, но родители жены обнюхав булочки и пирожки только пожали плечами, все темнея на лицо и даже аметист не вернул благодушия.
— Она готовить не умела, лесничий.
Дэмиен понял, что следует немедленно исправить ситуацию и что-то придумать, только он не знал что. Интуиция подсказывала — следует сказать правду, любую, иначе решат про него нехорошее.
— Поначалу не получалось у нее, это правда. Только лес принял ее ласково и Хозяин леса одобрил. Ей нездоровится сегодня. Слабость, голова кружится, я перед уходом ей кровать постелил, чтобы отдохнула как следует. Все жалела, что не может вас навестить.
Мэр все так же жестко смотрел на лесничего, от тревоги выдирая волоски из жидкой бородки над белоснежным воротником. Теща же наклонив голову думала о чем-то своем, оценивая последние слова, и наконец выдохнула с облегчением, протянув белые тонкие кисти на столом.
— Вот теперь все стало на свои места. Можно вас поздравить, Дэмиен! Чармэйн в тягости. Я помню сама в первые месяцы беременности спала целыми днями, а когда поднималась на ноги, что-то готовила, мастерила и вышивала.
Она встала из-за стола и закружилась по комнате, посверкивая вышитыми на спине золотыми крыльями — символом избранности жителей Вирхольма. Оборки чепца трепещут, руки прижаты к груди, а на лице выражение счастья. Еще бы! Новый ребенок в семье, маленький, очаровательный, нуждающийся в заботе… К тому же символ статуса, главный предмет зависти подруг. Не всем им повезло стать матерями, а уж бабушками в самом расцвете сил…
Дэмиен мгновенно прозрел и поверил. Все сходилось, срок в два месяца после памятного вечера, сломавшего его жизнь, и слабость жены и даже изменения внешности и повадок. Ребенок в чреве Чармэйн не его, а лесного фейри и эта мысль пронеслась в голове, ухнула к желудку, оставив на сердце жалящий след как от хлыста. Ему бы сбежать к родным деревьям, пережить и понять как отнестись к тяжести жены, а вместо этого Дэмиен сидит с приклеенной улыбкой, наблюдая за оживленной тещей и тестем, строящими свои планы.
Не даром Хозяин леса не выпускал Чармэйн! Будь она рядом, Дэмиен оставил бы ее семье и вернулся в свою хижину один, зализывать раны. Ничто не чувствуется таким чужим, как ребенок другого.
Теща весело щебетала, втянув в разговор мэра. Они скрылись внутри дома, в поисках мелочей по списку Чармэйн, то и дело появляясь, чтобы попросить у лесничего прихватить с собой баночку любимого варенья Чармэйн или мягкую простынь из внешнего мира, расшитую лучшими мастерицами с действенным оберегами. Дэмиен на все соглашался: и так на плечи давила тяжесть душевная, может вес котомки отвлечет от горьких мыслей.
А обдумать следовало многое. И в особенности занимала его утренняя близость. Случилась ли она сама по себе, или Чармэйн специально постаралась привязать мужа, узнав о своей тягости. И как вызнать у нее правду, если девушка лучшая лгунья во всем Вирхольме?
Дэмиен очнулся, ощутив на плече заскорузлую руку мэра. Тот сел напротив в резное кресло, и теперь пытливо всматривался выцветшими голубыми глазами в лицо лесничего.
— Вижу, ты тревожишься о будущем. На твоих плечах уход за лесом, а следовательно и наше благополучие. Взяв жену, ты принял ответственность за нее, а теперь впереди еще и ребенок… Я тебя знаю с детства, Дэмиен. Лес выбрал достойного лесничего, ты всегда поступишь как должно, даже в ущерб себе. Но не переживай, нет заботы сладостней на свете, чем забота о беспомощном малыше.