Жена моего мужа

Донцова Дарья

Я медленно побрела по пахнущему хлоркой коридору. Дверь с надписью «Ординаторская» оказалась последней. Толкнув ее, попала в большое помещение с письменными столами. На подоконнике закипал чайник. Довольно молодая женщина со слегка апатичным лицом медленно подняла глаза от газеты. Докторица разгадывала в свободное время кроссворд.

– Доктора Ревенко нет?

– Это я, – заторможенно произнесла терапевтица.

Ее лицо не выражало никаких эмоций. Даже если сейчас в кабинет вбегут десять голых папуасов, она не вздрогнет.

– Подскажите, где я могу увидеть Яну Соколову?

Врачиха

уставилась в пространство блекловатыми глазами. Прошла минута, две… Я решилась повторить вопрос.

– Как найти Яну Соколову, где ее палата?

Гиппократша наморщилась и наконец произнесла:

– Кто это?

– Ваша больная, с сотрясением мозга.

– В пятнадцатой лежит Соколова.

Поблагодарив невозмутимую тетку, я двинулась назад по коридору. Дверь 15-й комнаты стояла открытой нараспашку. Внутри оказалось четыре кровати, на них лежали бледные женщины. Три загипсованные, привязанные к гирям ноги, одна рука – «самолет». На сотрясение мозга что-то не похоже. На всякий случай поинтересовалась:

– Соколова здесь лежит?

– Тут, – сообщила примерно пятидесятилетняя тетка.

Да, либо Макс сошел с ума, либо не та Соколова.

– Яна? – переспросила я.

– Ольга Никифоровна Соколова, – вздохнула женщина, – опять в справочной перепутали.

Пришлось идти назад. Докторица меланхолично глядела в кроссворд.

– В пятнадцатой Ольга Никифоровна Соколова, а мне нужна Яна, девушка двадцати лет.

– Другой нет, – невозмутимо сообщила Ревенко.

– То есть как? Сами ей справку выдали о госпитализации.

– Я? – возмутилась докторица. – Никогда не даю никаких справок, их у нас старшая медсестра пишет.

Я ткнула пальцем в лежащие на другом столе бланки.

– Вот точь-в-точь такую бумажку дали Яне Соколовой.

Ревенко пожала плечами:

– Поглядите сами, там все уже проставлено, и печать, и подпись, только инициалы да фамилию вписать.

– Ничего себе порядочки! – возмутилась я.

Ревенко без всяких эмоций глянула вновь в газету. Ну и баба – айсберг, да и только.

Но тут дверь с громким стуком распахнулась, и в ординаторскую словно вихрь влетела раскрашенная девица. Беленький полупрозрачный халатик обтягивал ее, словно вторая кожа. На голове каким-то чудом держался огромный накрахмаленный колпак. Стрельнув в мою сторону глазом с густо намазанными тушью ресницами, небесное видение подлетело к телефону.

– Галя, – медленно протянула Ревенко, – тут интересуются Яной Соколовой, лежала у нас такая с сотрясением мозга?

– Может, и лежала, – с энтузиазмом сказала Галя, тыча коротеньким пальчиком в кнопочки, – разве всех упомнить!

– Ее вроде пятого июня положили, – встряла я.

– Такой сейчас нет, – отрезала Галя, – может, больницу перепутали, 51-я или 53-я…

Пришлось уходить несолоно хлебавши. Ясно только одно: Яна не в больнице. Скорей всего приехала на один день сразу после несчастного случая, а потом отправилась домой долеживать.

Обитала Соколова недалеко от метро «Щукинская». Громадная блочная башня торчала посреди низеньких пятиэтажек, словно второгодник меж первоклашек. Грязноватый подъезд без признаков консьержки, лифт выставлял напоказ сгоревшие

кнопки. Кое-как я доехала до последнего, пятнадцатого этажа. Дверь распахнулась, и на пороге показалась женщина неимоверной толщины. Просто человек-гора. Необъятные телеса скрывало что-то отдаленно напоминающее халат. Жирные, лоснящиеся щеки радовали глаз буряковым румянцем, колонноподобные ноги упрятаны в туфельки примерно 42-го размера. На том месте, где у обычных женщин бывает талия, данная дама носила бельевую веревку. Да оно и понятно – где найти поясок длиной в два метра?

– Кого ищете? – весьма любезно осведомился монстр, кокетливо поправляя ожиревшей ручкой сальные кудри.

– Яну Соколову.

– Входите, – разрешила дама.

Я вдвинулась в узенький коридорчик. Сопя от напряжения, хозяйка потопала на кухню. Маленькое пятиметровое помещение почти полностью занимали плита и холодильник. Когда глыбообразная женщина встала у мойки, мне осталось только сантиметров двадцать свободного пространства.

– И зачем Яночка понадобилась?

Я сообщила подготовленную ложь про новый журнал и интервью. Тетка с интересом выслушала.

– Янонька уехала, по делам.

– Куда?

– У них на факультете собрали команду для олимпиады в Киеве. Сначала ее почему-то не взяли, а потом велели срочно собираться и ехать. Даже домой не зашла, просто позвонила, Танечка сумку на вокзал привезла.

Интересное дело, а на факультете говорят, она больна. Они что, забыли про олимпиаду?

– Вы ее мама?

– Нет, тетка, но воспитывала ее всю жизнь.

Выяснилось, что мама Яны умерла, когда той исполнилось всего два года. Отец вскоре снова женился, и дочь стала ему не нужна. Девочку пригрела Рада Ильинична, сестра отца.

– Своих детей нет, – бесхитростно поясняла женщина, – как операцию сделали по женской части, разнесло, словно квашню. Так замуж и не вышла, вдвоем с Яночкой живем. Девчонка золотая уродилась. Учится отлично, послушная, ласковая, повышенную стипендию получает. Не курит, не пьет, не то что другие. Хотите, карточки покажу?

Не дожидаясь согласия, она вытащила из ящика альбомчик.

– Глядите, просто красавица.

Честно говоря, смотреть оказалось не на что. Почти на всех снимках запечатлена худая, даже скорее тощая девица. Волосы туго стянуты либо в пучок, либо в хвостик. Мелковатое личико с остреньким носиком, тонкие губы и почти полное отсутствие бровей и ресниц. Правда, на последних снимках видны кое-какие изменения. Волосы коротко пострижены и выкрашены в рыжий цвет – очевидно, робкие попытки приукрасить внешность. На всех снимках девчонка запечатлена одна, иногда с кошкой.

– Худенькая какая, – решила я вызвать на разговор тетку, – но хорошенькая, небось кавалеры пачками бегают.

– Ой, – отмахнулась Рада Ильинична, – никого нет. На мехмате такие странные мальчики учатся! У них там девочек – всего ничего. Так поухаживайте, в кино позовите – нет! Яночке, правда, и некогда. Хочет красный диплом получить, сидит целыми днями в библиотеке. Пару раз даже у Жени оставалась ночевать. Задержится до ночи, ехать страшно. У нас хоть метро и рядом, но после десяти никого вокруг, мне на улицу трудно выходить, задыхаюсь!