Жена на одну ночь
Шрифт:
Арсену нужно мое отчаяние, полное и окончательное уничтожение. Вот только я не доставлю ему такого удовольствия.
Я уйду. Но не униженной и растоптанной потаскухой, какой он меня считает, а гордой, уверенной в себе женщиной, кем и являюсь на самом деле. Моя совесть чиста, как и мое тело. Пусть оправдывается тот, кто стоит за всем этим. Я же больше не хочу в этом участвовать.
Я подняла подбородок, расправила слегка подрагивающие плечи и произнесла четко:
– Мне больше нечего тебе сказать. Все, что хотел, ты уже услышал от
***
В голове полнейший хаос. Пустота оглушает, рвет барабанные перепонки, лишая слуха.
Секунду стою под дождем, не зная куда податься и как быть. Чувствую только, как тяжёлые капли бьют по лицу и тонкая ткань платья постепенно липнет к коже.
Мысли путаются, тело отказывается повиноваться.
Пытаюсь сделать шаг, но так и остаюсь на месте, как замороженная. Не чувствую ног – они ватные.
Кажется я уже вообще ничего не чувствую.
И лишь обжигающий взгляд Рузанны из окна не даёт сломаться, питает энергией и заставляет двигаться, несмотря ни на что.
Даже сейчас она никак не может успокоиться. Ее ненависть ко мне не знает границ, происходящее доставляет ей несказанное удовольствие.
Я морщусь, как от сильной пощёчины, но не хочу доставлять ей ещё больше удовольствия.
Крепче перехватываю лямку рюкзака, сжимаю так сильно, что болят ладони. Боль отрезвляет.
Туман перед глазами мгновенно рассеивается, и я теперь отчётливо вижу широкую, мощеную гравием, дорожку, по которой весело бегут тонкие струи воды.
Первый шаг всегда самый трудный. Тот самый, с которого начинается твой полет в неизвестность. Когда все эмоции разом вопят об опасности, а из-за напряжения кажется, что ты сейчас развалишься на мелкие атомы и уже никогда не станешь цельным существом.
Ты боишься ошибиться.
Боишься, что впереди все будет только хуже, и долгожданный рассвет так и не наступит. Что эта ночь, мрачная и холодная, как далёкая Арктическая пустыня, уже никогда не закончится, и ты вечно будешь бродить по ее бесконечным лабиринтам, пока не испустишь последний вздох и никто не протянет тебе руку помощи.
Но одновременно с этим страх ещё и питает. Он будоражит кровь, вспарывая и разрывая вены, наполняя уверенностью, заглушая противные "если" и "может быть".
И ты прыгаешь. Закрываешь глаза, улыбаешься неизвестности и, раскинув руки, летишь навстречу своей Судьбе...
Как вдруг чья-то теплая ладонь не подхватывает тебя у края, сжимает крепко и тянет назад, подальше от обрыва.
В следующую секунду я уже стою напротив Арсена. Дождь бешено барабанит по нашим телам, но даже в такой ситуации он умудряется выглядеть до безумия, до умопомрачения красивым...
Я поспешно моргаю, прогоняя ненужное восхищение. Смаргиваю застывшее неверие, сглатываю образовавшийся в горле ком и с трудом шевеля губами, спрашиваю:
–
– Садись в машину, – продолжая держать меня под руку, слегка подталкивает к своему автомобилю. – Я отвезу тебя, – спокойным, отстранённым тоном, будто говорит с рядовым сотрудником своей компании. Ни единой эмоции.
Хотя нет. Эмоция все же есть.
Безразличие.
Оно плещется в его застывшем взгляде, слышится в коротких словах и читается в каждом движении.
В то время, как меня захлёстывает болью, он ведёт себя так, словно нас никогда и ничего не связывало.
Холодный, бесчувственный циник!
И как меня угораздило влюбиться в такого, как ты?!
Он предпринимает ещё одну попытку подвести меня к машине, уже тянется, чтобы открыть дверь, но я останавливаю его. Резко выдернув у него свою руку.
– Мне не нужна твоя помощь, – гордо вскидываю голову.
– Лиан, не дури! – он хмурится. – И так уже промокла до нитки, заболеешь ведь. Да, мы разводимся, но это ещё не значит, что я брошу тебя одну на улице ещё и в такую погоду!
– Ты правильно сказал – мы разводимся, Арсен. Разводимся! С этой минуты я официально освобождаю тебя от необходимости заботиться обо мне.
Надо уходить. Развернуться и уйти, пока у меня сохранилась хоть капля гордости. Это ведь лучше, чем остаться и выяснять отношения, пытаясь оправдаться в том, чего не совершала. Все равно не услышит. Уже все для себя решил.
– Давай хоть такси вызову, – вздыхает шумно и стряхивает с лица надоедливые капли. Выглядит уставшим, словно не спал несколько суток... Никогда ещё я его таким не видела. – Ты к дяде поедешь?
Его вопрос заставляет меня вздрогнуть. На глаза непроизвольно наворачиваются слезы. Я поспешно отворачиваюсь, чтобы не видеть его лица, мысленно даю себе пару увесистых оплеух и приказываю успокоиться.
Взяв себя в руки, уверенно встречаюсь с ним взглядом и произношу твёрдо, копирую его собственный тон:
– Тебя это не касается! Ты потерял право задавать мне такие вопросы в тот самый миг, когда поверил не мне, а Рузанне. И больше не смей делать вид, будто тебе не плевать на меня!
Сказав все это, я перебрасываю через плечо рюкзак и выхожу за ворота.
Над поселком уже сгустились сумерки, во многих домах уже горит свет – символ любви, уюта и надежды; всего того, что у меня отняла Рузанна.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я добираюсь до аккуратной автобусной остановки. Под навесом сухо, редкие дождевые капли звонко барабанят по стеклянной крышей, наигрывая странную мелодию природы.
Холодно.
Невесомый шифон совсем не греет, лежит на теле второй кожей. Меня трясет как в лихорадке, но впервые за этот безумный день я чувствую себя по-настоящему счастливым человеком. Мне хорошо от того, что впервые за много-много лет я не склонила голову перед чужой несправедливостью. Как бы Рузанна не старалась, ей не удалось меня сломать.