Жена напрокат
Шрифт:
У меня достает мужества пройти мимо садящегося в машину типуса с красными братьями и не вырвать их.
Я тащусь нога за ногу к углу аптеки. Тупо пялюсь на булочную. На кулинарию. Кто? Кто изо всех этих снующих мимо женщин?
Непостижимо…
Где-то в радиусе, может, ста метров лежат мои братья в чьей-то авоське рядом с пакетами молока, шницеля и не подозревают, как я убиваюсь по ним. Нет, я не вернусь домой с голыми руками! Без братьев мне нет домой пути! Ну как это придти ни с чем? А братья-то были! Вот этими руками
Я намётом в булочную. Гоню косые взгляды в сумки. Люди ужимаются, сторонятся…
Неужели без братьев возвращаться? Без родственничков?!
Может, наведаться ещё в кулинарию? А что там? Был… Напрасные хлопоты…
Но все же поталкиваю велик к кулинарии. Опало захожу. Так, на всякий случай. Захожу и столбенею.
Дева в коричневом пальто, в красной косынке с вызовом, очень даже импозантно читает у окна, на виду у всей безразмерной очереди, какую-то тяжёлую книжку. Я не вижу обложки, но сразу учуял – моя!
И в бешенстве вырвал!
Вилюшка хищневато вскинула изумлённые глаза тигрицы в синих обводках.
– Что вы рвёте из рук?
– Книгу!
– Да как вы смеете?!
– Смею! Своё рву! Своих братьев!
– Что, только у вас могут быть братья? – аврально взметнулась спесивая фуфыня. И совсем беспардонно глаза в глаза: – Мы честно сдали макулатуру! Честно купили!
– Купили? Да ещё честно? – сощурил я тоже глаза. – На дороге? Это мои, к вашему сведению, братья. Вот вмятины! Вот!! – тычу в шероховатые щербины на ребре книги. – Вот! Вот!..
Очередь очнулась. С млеющим любопытством уставилась на нас.
Дева панически бледнеет. Лицо у неё бр-р! Худое. Вытянутое. В веснушках. Веснушчатая крыса!
– Мы вам кричали, а вы поехали… – сломленно бормочет.
– Мысленно кричали?… Что же берёте то, что не клали? Для других чужое добро страхом огорожено, а для вас мёдом обмазано?
Смешанно-наглая усмешка:
– Не мы… Так взяли бы другие…
Свои грязно-жёлтые сказки я поменял в магазине на красные.
Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Домой я скакал мимо кулинарии и увидел веснушчатую крыску с матушкой. Крыска не казалась мне больше крыской, а чем-то напоминала не то Джоконду, не то её сестру. Или подругу. Или подругу подруги…
Я счастливо вскинул свою красную книгу, как флаг, победно замахал ею широко над головой. Смотрите, любуйтесь! Обменяли!!!
И проскандировал трижды:
– Спа-си-бо! Спа си-бо!! Спа-си-бо!!!
Ей-же-ей, поблагодарить следовало. Ведь вернись я из магазина безо всяких приключений, у меня б никогда не было этих сказок именно в красивом, в красном переплёте.
А дома холодом осыпала меня с голубой полки мёртвая,
Радость во мне притухла, приувяла, и я уже полуторжественно, полускорбно выставил сказки посреди вольного простора.
Особняком сказки не устояли, свалились. Однако всё пустое место так и не заняли, так и не закрыли собой.
Пустоты оставалось ещё много.
Воскресенье 16 октября 1983
Приходи к закрытию, дорогой!
Человек – это только звучит гордо!
– Алло! Ремонт?
– Так точно-с.
– У меня сломалась «Эрика».
– Поздравляем. И милости просим. Через три недели унесёте новенькую.
– А нельзя ли унести сегодня? Я в срочной работе по горло.
– Все в том самом по горло. До конца квартала три дня. Но коль такой свербёж, приходи к закрытию, дорогой!
Возвышение в ранг дорогого вселило надежды, и в половине шестого, орудуя предусмотрительно захваченной из дому велосипедной отвёрткой, я снимал подставку из-под «Эрики». У мастера на столе.
Мастер курил и как-то недружелюбно время от времени пускал мрачный, косой взгляд в недра машинки.
Обстоятельно выкурив гаванскую сигару и оказавшись не у дел, мастер тут же нашёл новое занятие по душе.
Задумался минут на десять.
Торопливо, на нервах, – время, время! – кинулся я что-то ещё отвинчивать, чем, к неудовольствию мастера, вывел его из столбнячной задумчивости.
Заразителен не только дурной пример.
Мастер тоже навалился что-то отвинчивать.
Но уже через минуту его снесло с горячей волны. Стал тряпицей с чрезмерным прилежанием протирать верх машинки, ворча про то, что рабочий день безбожно быстрым аллюром закругляется.
У нас произошло разделение.
Мастер сонной мухой ползал по верхам. Протирал пластмассовый верх. С медвежьей силой давил грязным, уже темно-фиолетовым комком очистителя на шрифт, кстати, чистый ещё из дому; давил так, что, казалось, вот-вот моя "Эрика» хрустнет под его слоновьей волосатой десницей.
«Не останови – размолотит ведь! Но как остановишь?»
Мне было до слёз жаль бедную «Эрику», и я, не смея соваться со своим уставом в чужой монастырь, всё же отважился отвести увечье от бедняжки. С молчаливым упрямством первооткрывателя я полез в глубь, отвинчивая всё, что отвинчивалось, стараясь своим энтузиазмом, без слов привлечь внимание мастера к нутру машинки, как бы намекая, давая понять, что гвоздь поломки сидит именно там, в её металлических недрах.
Старшуня не обрывал мою инициативу, аккуратно складывал в кучку винтики-железочки.