Жена неверного маршала, или Пиццерия попаданки
Шрифт:
– Хочешь, чтобы я извинился за то, что тебя так называл?
Черты лица Кайрана приняли жестокое, хищное выражение, а голос стал хриплым. В стальных глазах вспыхнули кровавые отблески.
– Не забудь при этом встать на колени, – бросила я. – Только я все равно тебя не прощу.
Взгляд мужа стал похож на грозовую тучу, в которой мелькали отблески багровых молний. Еще немного – разразится такая буря, что никто не уйдет живым!
– Я никогда в жизни ни перед кем не извинялся. И есть лишь один человек, перед которым я преклоню
– Я – человек. У меня есть гордость, честь и достоинство. После всего, что я пережила, я не переступлю порог твоего дома и не позволю тебе даже пальцем себя тронуть.
– Ты не человек. Ты – женщина. А женщина должна принадлежать мужчине. Всегда.
– Надевай шкуру, забирай дубинку и отправляйся обратно в пещеру, неандерталец! – фыркнула я.
Кайран метал громы и молнии.
Но я не была бедненькой забитой Маней, которая боялась малейшего повышения голоса. Я понимала, что если отступлю сейчас перед ним, дам слабину и покажу, что боюсь, он победит.
– Хорошо, – муж ухмыльнулся обольстительно-порочной усмешкой. – Но только вместе с тобой.
Как же он меня бесил!
– Ну да, ну да… А это ты видел?
Я резко взмахнула зажатой в руке кисточкой и начертила на новенькой безупречной форме Кайрана большой жирный крест как раз в области сердца.
– Я ставлю на тебе крест, понял? Для меня ты отныне умер. Отправляйся к своей дешевке, а меня оставь в покое. Вот пусть она и забирает излишек твоей магии!
Договорить я не успела. Кайран изо всех сил рванул меня за руку и поволок к своему фаэтону. На него даже смотреть было страшно. В этот момент муж напоминал беспощадного робота-убийцу, терминатора.
Сколько же в нем было злости и силы!
Сам дьявол сейчас, наверное, побоялся бы пойти ему наперекор.
Дьявол бы побоялся, а маленькая худенькая девочка – нет.
– Манон, Манон! – закричала Миша и, подбежав ко мне, обняла меня за пояс, пытаясь удержать. – Уйди отсюда, нехороший! Уйди, отстань! Не смей забирать нашу Манон!
Ее детская защита была нелепа – вряд ли Кайрана сейчас что-то могло остановить. И тут из глаз Миши градом потекли слезы. Она выкрикивала наивные ругательства и проклятия.
Но в этот момент Кайран вдруг остановился. Он перевел взгляд с меня на рыдающую девчушку и вдруг почему-то…
Вдруг отпустил мою руку.
Я тут же обняла Мишу, крепко прижимая к себе и бормоча слова успокоения.
– Мы с тобой не закончили, ферай, – процедил муж. – Ты будешь моей.
Громко хлопнув дверью, Кайран опустился на водительское сиденье и черный фаэтон уехал.
Немало времени у меня ушло, чтоб успокоить Мишу и пообещать, что я буду рядом, и никто не посмеет меня забрать.
А потом она вдруг сказала:
–
– О чем ты? – не поняла я.
– Он сказал ферай. Это значит «мой лунный свет». Ты разве не знала, Манон?
– Не-а. Давай лучше мебель раскрашивать. Потратим всю краску, которая у нас осталась!
Если честно, я была удивлена, что Кайран отступил. Я была уверена, что он грубо оттолкнет Мишу и запихнет меня в фаэтон. Но нет…
Что-то мелькнуло в его глазах, когда он посмотрел на девчушку. Что-то… человеческое?
Жалость, понимание, тоска?
Да нет, не может быть, бред какой-то…
ГЛАВА 42
Кайран
Мой отец, генерал Александр Альберон, был великим полководцем. Его молодость пришлась на славные времена самого расцвета империи.
Отец провел десятки успешных военных кампаний и присоединил к Орлании тысячи и тысячи акров новых земель.
За особые заслуги перед отечеством тогдашний император Терентий представил его к особой награде – он подарил отцу бриллиантовый меч, который с тех пор является реликвией нашей семьи.
Несмотря на то, что отец был носителем силы меньшего класса, чем у меня, ему не было равных в боевой и стратегической магии.
После того, как он захватил и присоединил к Орлании Лесную долину друидов, очень хорошо укрепленную и оборудованную магическими ловушками, которую, казалось, невозможно взять, про отца стали говорить – этот человек никогда не проигрывает.
Никто не знал, что он уже проиграл.
Но не на поле боя.
В моем детстве отца никогда не было рядом. Он постоянно находился в походах, в самой гуще сражений, командовал армиями, побеждал, завоевывал, покорял.
Война была его стихией.
Он возвращался домой ненадолго, обычно на два-три дня, максимум – неделю, чтобы снова отправиться в поход.
Но и в это время не покидал своего кабинета, до поздней ночи засиживаясь над картами, планами и военными сводками.
Человек крайне суровый и жесткий, Александр Альберон никогда не позволял даже малейшей нежности к своей жене – моей матери и ко мне, своему сыну.
Я часто смотрел на его портрет, висящий в гостиной, и говорил себе – мой отец великий воин, я должен им гордиться.
И ничего, что я вижу его раз в два-три месяца. Стране он нужен больше, чем нам.
Но никак не мог избавиться от противной, омерзительной зависти, когда мои товарищи рассказывали, как их отцы проводят с ними время. Для одного из них было нормально, что отец учит его ездить верхом. Другому папа мастерил штаб на дереве. С третьим его отец каждый вечер играл в шахматы.
Да, для них было совершенно нормально и естественно то, о чем я даже мечтать не мог.
В такие минуты я отчаянно хотел, чтобы мой отец не был никаким великим полководцем и завоевателем.