Жена пилота
Шрифт:
Ты думаешь, что знаешь меня? — ответила вопросом на вопрос ее дочь.
Знаю. И хорошо.
Только произнеся эту фразу, мать сообразила, что попала в ловушку, расставленную дочерью. Мэтти умело пользовалась этой тактикой и раньше.
А вот и не знаешь, — со смешанным чувством самодовольства и отчаяния в голосе произнесла дочь. — В большинстве случаев ты и понятия не имеешь, о чем я думаю.
Согласна, — сдавая позиции, сказала Кэтрин. — Но это совсем другое дело.
Нет, не другое.
Женщина
Мама, а если окажется, что это правда? Что тогда? Значит, папа убил пассажиров самолета? Значит, он убийца?
Где ты услышала такую глупость? — спросила Кэтрин так, словно дочь ее все еще оставалась маленькой девочкой, которая подхватила в школе бранное слово и теперь по своей наивности повторяет его перед матерью.
Впрочем, услышать такое из уст родной дочери!..
Ниоткуда. У меня и у самой есть голова на плечах.
Послушай, Мэтти! Давай я приеду к тебе. Прямо сейчас.
Нет, мама! Не приезжай сюда. Я не хочу, чтобы ты меня успокаивала, рассказывала всякую утешительную ложь. Я не хочу этого. Понятно? Ложь не утешит меня. Я не хочу притворяться, что все в порядке. Оставь меня, пожалуйста, в покое.
«Как может пятнадцатилетняя девочка говорить с такой прямотой, с такой решительностью?» — в растерянности думала Кэтрин.
Правда была настолько ужасна, что не всякий взрослый мог бы вынести ее. Возможно, подростки больше склонны принимать действительность такой, какой она есть, они не пытаются выдумывать малодостоверные объяснения постигших их бед.
Кэтрин поборола в себе желание повысить голос, перекричать, подавить страхи и сомнения дочери. Она знала, что сейчас спорить с Мэтти бесполезно.
Мама! Я видела незнакомых людей. Они ходят вокруг дома.
Не волнуйся. Это сотрудники службы безопасности. Они охраняют бабушкин дом от назойливых зевак и прессы.
Ты думаешь, кто-то захочет вломиться в дом? — испуганно спросила Мэтти.
Кэтрин не хотелось пугать и без того напуганную дочь.
Нет, но журналисты бывают такими надоедливыми. Сиди дома. Я скоро приеду.
Хорошо, — бесстрастно сказала Мэтти.
Сжимая телефонную трубку в руке, женщина стояла на месте как громом пораженная, пытаясь «переварить» разговор с дочерью. Она подумала, стоит ли перезвонить Мэтти и попытаться утешить ее, но, зная характер своей пятнадцатилетней дочери, нехотя повесила трубку. Надо дать ей время успокоиться.
Пройдя к «длинной» комнате, Кэтрин остановилась на пороге и прислонилась плечом к дверному косяку. Скрестив руки на груди, она обвела взглядом собравшихся в гостиной летчиков и следователей.
На лице Роберта Харта застыл обращенный к ней немой вопрос.
Надеюсь, все в порядке, миссис Лайонз? — поинтересовался следователь Сомерс.
Да!.. Все просто за-ме-ча-тель-но, за исключением того, что моя дочь сейчас страдает от мысли, что ее отец, возможно, совершил самоубийство, прихватив с собой в могилу еще сто три человека!
Миссис Лайонз…
Мистер Сомерс! Могу ли я задать вам вопрос?
В голосе Кэтрин звучали нотки гнева, столь свойственные ее дочери.
«Гнев заразителен», — подумала она.
Да… конечно… — осторожно сказал Сомерс.
Какие еще теории, помимо самоубийства, вы рассматриваете, опираясь на сведения из «черного ящика»?
Мужчина пришел в замешательство.
Я не вправе обсуждать этот вопрос сейчас, миссис Лайонз.
Да?.. Разве?.. — не без ехидства в голосе произнесла она.
Она посмотрела куда-то вниз, а затем перевела взгляд на оставшиеся в тени лица собравшихся в комнате людей. Льющийся из окон свет создавал вокруг голов служащих авиакомпании иллюзию маленьких сверкающих нимбов.
В таком случае я не намерена отвечать на ваши вопросы, — заявила Кэтрин.
Роберт поднялся со своего стула.
Допрос окончен, — твердо заявила она.
Кэтрин медленно шла по скованной морозом лужайке, низко опустив голову, защищая лицо от ледяного дыхания с моря. Под ногами хрустела покрытая изморозью трава. Не прошло и пяти минут, а женщина уже стояла перед «морской стеной» — так в Эли называли вереницу скользких от соленых брызг валунов, тянущихся вдоль, берега. Вскочив на большой, размером с ванну, валун, Кэтрин почувствовала, что ее нога соскальзывает с каменной поверхности. Она прыгнула на другой камень, пошатнулась, но удержала равновесие и стала прыгать дальше. Чтобы не упасть, ей приходилось постоянно двигаться.
Наконец она достигла «плоского» камня. Это название придумала Мэтти лет в пять. С этого времени «плоский» камень стал любимым местом для пикников, которые мать и дочь часто устраивали жаркими летними днями. Кэтрин спрыгнула с края камня на небольшой песчаный участок побережья, площадью не более пяти квадратных футов. С трех сторон его окружали валуны, служившие неплохой защитой от ветра. Здесь можно было укрыться от любопытных глаз. Кэтрин повернулась спиной к дому и опустилась на мокрый песок, скрестив руки на груди.
Черт побери! — выругалась она.
Усилием воли Кэтрин постаралась выбросить из головы лица, виденные ею в доме — строгие физиономии, подернутые пеленой сочувствия, скорбные разрезы ртов, пристальные взгляды холодных глаз, светящееся в зрачках честолюбие. Шум бьющихся о берег волн заполнил ее сознание. Кэтрин прислушивалась к шелесту гальки, перекатываемой отхлынувшими от берега волнами. Призраки прошлого замелькали перед ее внутренним взором. Женщина зажмурилась и постаралась сосредоточиться.