Жена поэта (сборник)
Шрифт:
Валя метнулась из комнаты, открыла дверь. Лестница в огне. Путь из дома отрезан. Есть одна дорога – в окно.
Второй этаж. Высоко и страшно, к тому же Валя неуклюжая и неспортивная. Но все это сейчас не имело значения. Главное – не столкнуться с огнем.
Валя скинула тапки, непонятно зачем, перелезла через перила и сиганула со второго этажа.
Лететь недалеко и недолго. После чего столкновение с землей и резкая боль. Одновременно с болью – нечеловеческий вой, рвущийся из окон первого этажа. Вой,
Первый этаж полыхает, и кто-то горит заживо. «Маша…» Валя взметнулась, хотела вскочить, но ничего не вышло. Правая нога никак не ощущалась, ее как будто не было.
Вой становился гуще, и Вале казалось, что она летит на этом вое, как на метле, обхватив руками и ногами, и ее уносит вверх, потом еще выше, где нет ни света, ни воздуха. Только чернота и едва звенящая тишина.
Валя очнулась в белой палате. Больничная двухместная палата. Одна кровать свободна. На другой – она, Валя. Рядом семья: Маша, Ваня, Виля. Они стояли понурые, с одинаково вытянутыми лицами. Как на похоронах. Это она сделала их такими. Сердце прожгла жалость и любовь.
– Герда сгорела, – проговорила Маша.
Значит, выла Герда.
– А ты где была? – спросила Валя.
– Она не поехала, – ответил Ваня. – Они с Милкой поперлись на дискотеку. На охоту, парней ловить.
– Нечего им дружить, – вмешался Виля.
– А с кем? – спросила Маша.
– Ни с кем. Сиди дома.
– Ага… Ты везде, а я нигде, – огрызнулась Маша.
Валя слушала любимые голоса. Все живы и здоровы, какое счастье… А она сама – не в счет. Как-нибудь выкрутится.
– У тебя перелом шейки бедра, – сообщил Виля. – Завтра будет операция по замене сустава. Поставят эндопротез.
– Называется «сиваш», – уточнил Ваня.
– Ужас, – сказала Маша.
– Не ужас, а спасение, – поправил Виля. – Раньше таких больных не оперировали. Отправляли на долеживание.
– Ужас, – сказала Маша.
– Лиля Брик находилась на долеживании и покончила с собой, – вспомнил Виля.
– А Лиля Брик – это кто? – спросил Ваня.
– Любимая женщина Маяковского, – напомнила Валя.
– А Маяковский кто, знаешь? – спросил Виля.
– Ну, так… – неопределенно ответил Ваня.
– Вот уж действительно ужас, – сказал Виля. – Маяковского не знать…
– Так он когда жил? В прошлом веке?
Вилен Иваныч выпал из жизни Аллы. Она понимала – ему не до любви и не до журнала.
Дача выгорела и обвалилась, стояла посреди участка, как сломанный зуб.
«Сиваш» – отечественный протез – был тяжелый и неудобный. Казалось, что в бедре трактор. Боль стала верной подругой. Валя жила в обнимку с болью. Ходила с палкой.
Виле пришлось заниматься хозяйством, и он преуспел. Ему особенно удавался жареный хлеб, натертый чесночком, а также
Маша навострилась варить рассольник на мясном бульоне с перловкой. По выходным она лепила котлеты на целую неделю. Получалось пятьдесят шесть котлет. В холодном виде они тоже были вкусными. Ваня их воровал.
Вклад Вани – гречневая каша. Он ее не кипятил, а запаривал. Нетрудно и полезно.
Как ни странно, это было хорошее время. Каждый член семьи чувствовал себя необходимым. А сердце Вали буквально захлебывалось от любви.
Постепенно Валя включалась в хозяйство, создавала пельмени, блинчики с яблоками.
Прибегал Олежка, все сжирал в одночасье. Аппетит у него был отменный.
Единственное, что настораживало: Олег пил. От него постоянно веяло спиртным. Запах – приятный, и поведение повышенно доброжелательное. Маша любила его присутствие. Как будто праздник Первомая. Солнышко и ожидание счастья.
Алла остановилась на том месте, где героиня детектива по имени Юлия сдала убийцу ментам. Убийца назывался Оборотень. Итак…
В дверь позвонили. «Кто бы это?» – подумала Юлия.
Алла писала героиню с себя, поскольку она себя хорошо знала. У них много общего. Обе хорошенькие, но бесхозные, никому не нужные девушки. Они, конечно, нужны своим родственникам, но в этом возрасте – двадцать пять лет – родственники не считаются. Требуется любовь, и только любовь, при этом разделенная.
Снова позвонили. Юлия открыла дверь. На пороге стоял Оборотень. Юлия хотела тут же кинуть дверь обратно, захлопнуть перед его носом, но что-то удержало ее от такого хамского жеста.
Оборотень стоял и смотрел. Глаза его были отнюдь не волчьи. И даже наоборот – немножко овечьи.
– Вы ко мне? – проверила Юлия.
– К вам.
– Зачем?
– Просто так.
– Просто так даже вороны не каркают.
– Этого я не знаю.
– Чего не знаете?
– Про ворон.
– А где вы взяли мой адрес?
– У милиции.
– Они вас не задержали?
– Нет. Проверили документы, и все.
– Интересно… – Юлия задумалась.
– Можно мне пройти? – спросил Оборотень.
– Ну, проходите…
Если милиция его отпустила, значит, Оборотень не опасен. И даже наоборот, может быть полезен. В доме накопилось много мелочей, требующих мужских рук. Например: в люстре заело патрон, невозможно вывернуть перегоревшую лампочку. Но, прежде чем эксплуатировать человека, его надо к себе расположить.
– Хотите чаю? – спросила Юлия.
– Очень хочу, – сознался Оборотень.
– Проходите…
Оборотень вошел. Разделся. Юлия вгляделась. Никакой он не оборотень. Вполне себе красивый парень, похожий на артиста Филатова в молодые годы. Просто у него неподходящая верхняя одежда.