Жена путешественника во времени
Шрифт:
– Привет, дорогая, я вернулся, – говорит Генри, ставя телевизор на стол.
– Фу, ну и грязь. Ты его нашел на улице? Генри выглядит обиженным:
– Я купил его в «Юник». За десятку.
– Зачем?
– Сегодня показывают программу, которую, мне кажется, нам стоит посмотреть.
– Но…– Не могу себе представить программу, ради которой Генри готов рискнуть перемещением.
– Все в порядке, я не буду сидеть и смотреть на экран. Я хочу, чтобы ты посмотрела.
– Ясно. И что же это? – Я совсем отстала и понятия не имею, что показывают
– Сюрприз. В восемь часов.
Телевизор стоит на полу в столовой, пока мы ужинаем. Генри отказывается говорить и отвечать на вопросы и дразнит меня, спрашивая, что бы я сделала, будь у меня большая мастерская.
– Какая разница? У меня же кладовка. Может, занялась бы оригами.
– Да ладно, а серьезно?
– Не знаю. – Я наматываю спагетти на вилку. – Сделала бы все макеты в сто раз больше. Нарисовала бы на кусках картона размером десять футов на десять футов. Надевала бы ролики, чтобы добраться из одного конца мастерской в другой. Поставила бы большие чаны, японскую сушилку, десятифунтовую мешалку Рейна…– Эти образы захватывают меня, но тут я вспоминаю мою настоящую мастерскую и содрогаюсь.– Ну, может, когда-нибудь.
Мы неплохо живем на зарплату Генри и проценты от моего вклада, но позволить себе настоящую мастерскую я смогу, только получив работу, а тогда у меня не будет времени, чтобы работать в мастерской. Это порочный круг. Все мои друзья-художники страдают от нехватки времени, или денег, или того и другого. Кларисса разрабатывает компьютерные программы днем и занимается искусством ночью. Они с Гомесом решили пожениться в следующем месяце.
– Что мы подарим Гомесу на свадьбу?
– Что? Ой, я не знаю. А мы не можем просто подарить им все аппараты для эспрессо, которые мы получили?
– Мы же обменяли их на микроволновку и хлебопечку.
– А, да. Эй, уже почти восемь. Хватай кофе, пойдем в гостиную.
Генри отодвигает стул и торопится к телевизору. Я несу обе чашки с кофе в гостиную. Он ставит телевизор на журнальный столик, и, повозившись с удлинителем и кнопками, мы садимся на диван смотреть рекламу водяной кровати по девятому каналу. В съемочном зале водяной кровати, кажется, идет снег.
– Черт, – говорит Генри, бросая быстрый взгляд на экран. – В магазине он работал лучше.
На экране вспыхивает заставка лотереи Иллинойса. Генри лезет в карман брюк и вручает мне маленький белый листок бумаги:
– Держи.
Это лотерейный билет.
– Господи. Ты же не…
– Ш-ш. Смотри.
Под громкие фанфары представители лотереи, серьезные люди в костюмах, объявляют номера, написанные на наугад вытащенных розовых шариках, появляющихся один за другим на экране. 43, 2, 26, 51, 10, 11. Конечно, они совпадают с номерами на билете, который я держу в руке. С экрана нам несутся поздравления. Мы только что выиграли восемь миллионов долларов.
Генри выключает телевизор и улыбается:
– Неплохо, да?
– Я не знаю, что сказать.
Генри понимает, что я не прыгаю от радости.
– Скажи: «Спасибо, дорогой, что раздобыл
– Но… Генри… это ненастоящее.
– Конечно, настоящее. Это настоящий лотерейный билет. Если отнесешь его в «Кэтс-Дели», Мини тебя от души обнимет, а штат Иллинойс выпишет тебе настоящий чек.
– Но ты знал.
– Конечно. Разумеется. Просто нужно было посмотреть номер в завтрашней «Трибьюн».
– Мы не можем… Это нечестно.
Генри драматически ударяет себя по лбу.
– Какой же я дурак! Я совершенно забыл, что ты привыкла покупать билеты, не зная, какие номера выпадут. Ну, это мы сейчас исправим.
Он выбегает в коридор, на кухню и возвращается с коробком спичек. Зажигает одну и подносит к билету.
– Нет!
Генри задувает спичку:
– Клэр, это неважно. Если бы мы хотели, мы могли вы выигрывать в лотерею хоть каждую неделю весь следующий год. Поэтому, если тебе это не по душе, ничего страшного.
Билет немного подпален с уголка. Генри садится рядом со мной на диван.
– Вот что я скажу. Почему бы тебе просто не взять его, и если захочешь, мы его обналичим, а если решишь отдать его первому бездомному, которого встретишь, то просто сделай это…
– Это нечестно.
– Что нечестно?
– Ты не можешь свалить на меня такую огромную ответственность.
– Ну, мне-то все равно. Поэтому если ты думаешь, что мы обманули штат Иллинойс на эту сумму, которую они вытянули из работяг, тогда просто забудем об этом. Уверен, что можно найти и другие пути, как заработать на большую мастерскую.
Боже. Большая мастерская. До меня доходит – вот дура! – что Генри мог выигрывать в лотерею хоть каждый день, но он никогда не делал этого, потому что это ненормально. Он решил забыть о своей фанатичной решимости жить как нормальный человек, чтобы я могла получить достаточно большую мастерскую, чтобы кататься по ней на роликах. А я веду себя как неблагодарная дрянь!
– Клэр? Что ты…
– Спасибо, – слишком резко говорю я.
– Это означает, что мы обналичим билет? – поднимает брови Генри.
– Не знаю. Это означает «Спасибо».
– Пожалуйста. – Неловкая тишина. – Эй, а что там по телевизору?
– Снег.
Генри смеется и поднимает меня с дивана:
– Давай пойдем тратить заработанное неправедным путем.
– Куда пойдем?
– Не знаю. – Генри открывает шкаф в коридоре и достает мою куртку.– Эй, давай купим Гомесу и Клариссе машину на свадьбу.
– Кажется, они подарили нам винные бокалы.
Мы несемся вниз по ступеням. На улице великолепный весенний вечер. Мы стоим на тротуаре напротив нашего дома, Генри берет меня за руку, я смотрю на него, поднимаю наши сплетенные руки, Генри кружит меня, и вот мы уже танцуем на Бель-Плейн-авеню. Вместо музыки – шум проезжающих машин и наш смех. Запах цветущих вишен, засыпающих мостовую лепестками, как снегом. Мы кружимся под деревьями.