Шрифт:
ПРОЛОГ
— То есть что вы хотите, чтобы я сделал?.. — Никос Вассилис вопросительно посмотрел на старика, сидевшего за письменным столом.
Йоргос Костакис ответил ему невозмутимым взглядом. Да уж, старость нисколько не сказалась на нем, глаза его смотрели с такой же пронзительностью, как и прежде. Это были глаза человека, знающего цену всему. Особенно человеческой душе.
— Ты слышал, — ровным тоном произнес он. — Женись на моей внучке — и можешь объединять компании.
Посетитель приложил невероятные усилия, чтобы ничто
Позвони ему кто-то другой, Никос бы не постеснялся в выражениях. С ним в тот момент была Эсме Вандерси, и они пребывали отнюдь не в объятиях Морфея. Но у Йоргоса Костакиса было нечто такое, с чем не могла соперничать даже эффектная Эсме, королева подиума.
Ради империи Костакиса можно было отказаться от любой женщины.
Но стоит ли она того, чтобы ради нее лишиться свободы? Жениться на женщине, которую и в глаза не видел?
Никос отвел взгляд от пронзительных темных глаз старика и рассеянно уставился в окно. Там, за зеркальным стеклом, простирались Афины — шумный, грязный, не сравнимый ни с каким другим город, одна из древнейших столиц Европы, колыбель западной цивилизации. Никос знал его как свои пять пальцев — он вырос на его мостовых, окреп и закалился в его подворотнях.
Путь наверх был тяжел и суров, но Никос его проделал, и плоды триумфа были сладки. А теперь он стоял перед самой высокой ступенькой. Еще немного, и в тридцать четыре года он станет владельцем могущественной компании «Костакис индастриз».
— Я думал, — проговорил он сдержанно, — мы проведем обмен.
У Никоса все было распланировано. Он вольет свою компанию «Вассилис инк» в гораздо более крупную империю Костакиса и в обмен получит хороший пакет акций. Да, старому Костакису придется сунуть в зубы солидный куш, но Никос предусмотрел и это. Он знал, что старику пора на покой и у него нелады со здоровьем. Но знал он также и то, что Йоргос Костакис не уйдет без доброго куска — подобно льву, с грозным рыком, а не как старый волк, которого оттолкнули от добычи.
И все же то, что он только что услышал от Костакиса, было подобно удару в поддых. Жениться на его внучке, чтобы получить компанию? Да он не знал даже, что у старика вообще есть внучка!
В душе, за натянутой на лицо маской спокойствия, Никос готов был снять шляпу перед стариком. Ничего не скажешь, умеет подловить соперника, пусть даже этот соперник рядится в одежды дружески настроенного партнера.
— Ты получишь свой обмен — в день свадьбы.
Ответ Йоргоса не требовал разъяснений. Никос молчал, лихорадочно соображая, как поступить.
— Ну так что?
— Я подумаю, — холодно бросил Никос и повернулся, чтобы уйти.
— Выйдешь за дверь — забудь о сделке. Навсегда.
Никос остановился, устремив взгляд на человека за столом. Тот не блефовал, Никос знал это. Всем было известно: старый Костакис никогда
— Подписывай сейчас или никогда.
Взгляд серо-голубых глаз Никоса — наследство от неизвестного отца, как и великоватый для грека рост в шесть футов с лишком — встретился со взглядом черных глаз Костакиса. Какое-то мгновение, бесконечно долгое, они смотрели друг на друга. Затем медленно, словно через силу, Никос Вассилис подошел к столу, взял протянутую ему Йоргосом Костакисом ручку с золотым пером и подписал судьбоносный документ.
Не говоря ни слова, он положил ручку и вышел.
Стоя в стремительно спускавшемся роскошном лифте, Никос безуспешно пытался собраться с мыслями.
Смешанные чувства владели им — волнение оттого, что объект его вожделений, империя Костакиса, находится в пределах досягаемости, и гнев из-за неожиданного условия этого хитрого лиса, Йоргоса Костакиса.
Никос расправил плечи. Откуда ему было знать, что Костакис выкинет такое? Никто этого не мог знать. Старик совершенно непредсказуем. Ну и ладно. Никосу Вассилису никто не помешает заполучить то, к чему он стремился всю жизнь — спокойному, обеспеченному существованию на самой вершине лестницы, по которой он упорно поднимался столько лет.
В руках старого Костакиса и его внучки — ключи от его мечты, а Никос не из тех, кто отступает.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мать, готовившая на кухне завтрак, зашлась в кашле. Андреа нахмурилась. Этот кашель становится все хуже. Мать всегда страдала астмой, но последний год, после бронхита, которым она переболела прошлой зимой и от которого так до конца и не оправилась, с ее легкими стало совсем плохо.
Доктор сочувственно посоветовал увезти Ким на зиму куда-нибудь, где климат теплее и суше. Андреа вежливо поблагодарила его. Зачем доктору знать, что с таким же успехом он мог бы посоветовать ей отвезти мать на Луну? Они и так с трудом сводили концы с концами и о загранице могли только мечтать.
От входной двери муниципальной квартиры, в которой Андреа жила с самого рождения, донесся негромкий лязг — в щель просунули почту. Андреа поспешила в прихожую, стремясь опередить мать. Почта состояла в основном из счетов, а каждый счет прибавлял забот. Мать уже сейчас беспокоилась, смогут ли они оплачивать отопление грядущей зимой.
Андреа подобрала с коврика ворох бумаг и остановилась, перебирая их. Два счета, несколько реклам и плотный кремовый конверт, на котором напечатано ее имя. Андреа с тревогой уставилась на него. Что это может быть? Неужели ордер на выселение?
Она оторвала край конверта и, достав сложенный лист бумаги, развернула письмо. В глаза бросился витиеватый узор поверху, а следом было аккуратно напечатано: «Дорогая мисс Фрейзер…»
С каждым прочитанным словом Андреа все больше охватывал гнев. Она два раза пробежала глазами короткое послание, а затем в ярости скомкала письмо и швырнула на пол.
Ублюдок!
Андреа немножко постояла, сжав кулаки, потом, тихонько вздохнув, наклонилась и подобрала письмо. Нельзя, чтобы Ким увидела его.