Женщин обижать опасно
Шрифт:
– А где Перс спит?
– На постели, разумеется. Поначалу Олег был категорически против, но хоть они и в разных весовых категориях, но сэр Персиваль всех заставит делать то, что хочет. Быстро вразумил Олега, что тот в корне не прав. Теперь спит на моей подушке или лежит на моей шее и мырчит, как трактор. И из Зоси Павловны Перс веревки вьет. Наша экономка уже прочла кучу книг про персидских кошек и каждый раз обогащает мой интеллект новыми знаниями. Она пыталась все делать так, как рекомендуется в руководствах - куда там! Зося Павловна вычитала, что от кошачьих консервов у персидских кошек вылезает шерсть, и попробовала перевести его на натуральное питание. А Перс, если она положит ему в кормушку то, что ему не нравится, подойдет,
– Чё ж Зося Пална пихает ему то, чё Перс не любит?
– сердито проговорил Толик, поглаживая счастливо урчащего котенка.
– Я ему давал только то, чё он уважает.
– Ладно, давай его мне и раздевайся.
Алла забрала котенка, и сэр Персиваль с довольным урчанием обнял её за шею, впиваясь в кожу коготками и закрыв от удовольствия глаза.
– Персюха, засранец, не царапайся, - засмеялась она, отцепляя его коготки и глядя в зеркало, не осталось ли отметин на шее.
– Мр-р-ра...
– ответил счастливый Перс, ещё крепче впившись ей в шею.
При дочери она держалась, не показав, как ей больно, но когда та ушла, Серафима без сил опустилась на пуфик в прихожей. Из неё будто вынули внутренний стержень, все тело обмякло, не хотелось даже шевелиться. Так Сима просидела долго, не думая ни о чем, лишь ощущая пустоту в душе.
Столько сил она отдала близким людям, по малюсенькому кирпичику строя семейное благополучие, столько души вложила в мужа и детей... И вот теперь у неё нет ни мужа, ни семьи, да и дочь своим сегодняшним поступком обозначила: "У тебя, мама, свои принципы, а у меня свои". Точнее, отсутствие таковых, потому что она наплевала на то, как её решение отразится на матери, и готова продаться за высокую зарплату.
"Сначала меня предал любимый муж, а теперь предала любимая дочь, думала Серафима, ощущая ком в груди.
– Больнее всего могут ранить люди, которых любишь..."
Она работала в двух-трех местах, чтобы её дети ни в чем не нуждались. Здоровье у нее, откровенно говоря, не очень, но Сима твердила себе, что здорова и полна сил, и ей нельзя расслабляться. Ведь о её детях некому позаботиться, кроме неё самой.
Как и любая мать, вспоминая трудные годы своей молодости, Серафима была готова трудиться не покладая рук, лишь бы её дети были избавлены от того, что довелось пережить ей самой. Она прожила трудную жизнь, но мечтала, что у её детей жизнь будет легкой и безоблачной.
Ее родители были против брака с Гошей, и Сима помнила, сколько ей и им пришлось тогда пережить. Страдала она сама, страдали родители. Ей приходилось врать родителям и метаться меж двух огней. Она не хотела такой же судьбы своим детям.
Когда её любимая дочь сказала, что встречается с молодым человеком и ждет от него ребенка, Серафима ответила, что очень рада. Это был очень трудный период её
Как и многим людям, ей было необходимо ощущение своей нужности. Всю жизнь Серафима жила ради кого-то. Нет, она вовсе не жертва, не страдалица. И уж тем более, никогда не подчеркивала: "Я пожертвовала для вас всем, я столько для вас сделала". Сима считала это само собой разумеющимся - она отдает всю себя близким людям, но ведь и они отвечали ей тем же. По крайней мере, до поры. Серафима любила мужа, и он её любил. Она любит свою дочь, и та тоже её любит.
Почему же сейчас у неё ощущение, будто её ударили в самое сердце?.. Почему сидит недвижимо в прихожей квартиры, где выросла она сама и её дети, глядя в пустоту и не видя привычных вещей?.. Почему ей кажется, что жизнь остановилась и потеряла всякий смысл?.. И почему ей так одиноко, будто её бросили все, кого она любит...
– Зося Павловна, приготовьте, пожалуйста, курицу в кляре, - попросила Алла экономку.
– У вас замечательно получается. И Олегу очень нравится, и мне тоже.
– Вы подождете, пока я приготовлю?
– Нет, пусть кляр останется на ужин. Мы с Толиком перекусим и опять уедем по делам. У меня к вам просьба - не говорите Олегу, что меня не было дома, ладно? Сам он вас не спросит, я предупреждаю на всякий случай, чтобы вы нечаянно не обмолвились.
– А если Олег Павлович позвонит?
– С утра я сняла телефонную трубку, чтобы было вроде как занято, а Олегу сказала, что наш домашний телефон не работает, и он звонил мне на мобильный. Думаю, наш телефон уже отключили - так делают, если снятая трубка лежит слишком долго.
Экономка быстро накрыла на стол. Как только Алла села, сэр Персиваль, до того сидевший на руках у Толика, спрыгнул и забрался к ней на колени. Вытянув мордочку, он с любопытством оглядел все блюда.
– Сэр Персиваль, разве так ведут себя хорошо воспитанные персидские коты?
– укорила его хозяйка. Котенок с невинным видом перевел на неё взгляд - мол, что я такого сделал?
– просто поинтересовался, что стоит на столе, вот и все.
– Ах ты, хитрюга!
– рассмеялась она.
– До чего же у него выразительная мордашка, правда?
– Да, он очень умный, - подтвердила Зося Павловна.
– Когда я готовлю, котенок всегда сидит на кухне, и мы с ним разговариваем. Мне кажется, он почти все понимает. А уж если я готовлю мясо, то Перси вьется вьюном.
– Зось Пална, а чё вы ему консервы-то даете?
– сердитым тоном сделал ей выговор Толик.
– Перс любит сырое мясо.
– А мне сказали, что от сырого мяса могут быть глисты.
– Фигня!
– авторитетно заявил верный оруженосец, хотя раньше не имел дела с кошками и даже называл их "вонючками".
– Никаких глистов у Перса нет.
– Приятного аппетита, - с набитым ртом произнесла Алла.
– Очень аппетитная застольная тема. Хочешь?
– Она поднесла кусочек антрекота к носу сэра Персиваля. Тот с готовностью открыл рот, но экономка, увидев такое безобразие, строгим тоном произнесла:
– Алла Дмитриевна, не приучайте кота есть за столом.
Когда Зося Павловна отвернулась, Алла, заговорщицки подмигнув верному оруженосцу, сунула мясо любимцу. Экономка в этот момент взбивала кляр и за жужжанием миксера не услышала его довольного урчания. Только-только хозяйка поднесла вилку с куском антрекота к своему рту, Перс тронул её мягкой лапкой, мол, чего ты себе-то? А мне? Оглянувшись на строгую экономку, Алла сняла кусок с вилки и сунула в открытый ротик сэра Персиваля. Вдвоем они быстро управились с мясом. На предложенный гарнир Перс презрительно сморщил нос, и хозяйке пришлось съесть его одной.