Женщина без прошлого
Шрифт:
При появлении Кукушкиной Маша внезапно вздрогнула и приоткрыла рот, Паша вопросительно вздернул бровь, а Гурген заерзал на месте, как будто на стуле под ним обнаружился активно ползающий еж.
— Мама? — удивилась пятнадцатилетняя Лиза, облизнувшись на кофточку с фигурным вырезом.
— Мама! — обрадовался Митя, в уме подсчитав все карманные деньги, которые ему причитались за последний год.
— Лилечка! — умилительно всплеснула руками Луиза Пална, доставая корвалол.
Муханов вздохнул и понурился, Песоцкая надменно фыркнула.
— Что ж, приступим к допросу? — предложил Мамаков.
— Приступим! — поддержал его Оганезов. — Елена Станиславовна, пожалте цыганочку с выходом, как в сценарии обозначено.
Грянули
— Я начну с основного, — без обиняков начала Кукушкина, не размениваясь на цыганочку, песни малых народностей, декламацию собственных сочинений и прочие популистские штучки, столь любимые зрителями, среди которых попадаются и избиратели. — Все, что здесь про меня говорили, — сплошная ерундистика! Я никогда не работала на духовном поприще, хотя и временно числилась мадам Досифеей. А от мужа Вовика Кукушкина я, конечно, не отрекаюсь, был такой грешок в моей скудной биографии, но насчет всего остального… Предлагаю вам забыть бред сивой кобылы, который тут нес уважаемый ветеран, а обратить свое внимание на гражданина по имени Муханов и на его подручную Милу Песоцкую. Они сжили со света меня, свою невинную жену и подругу, подстроив автокатастрофу и воспользовавшись кстати оформленной страховкой. Разве с этим ужасным преступлением сравнятся похищение пожертвований и горелый пепел, подсунутый в могилу? Все злодеяния мира блекнут в сравнении с этими поступками! Перед вами, уважаемые граждане-господа, авторитетный эксперт, который подтвердит наши самые ужасные догадки своими практическими достижениями и выведет на чистую воду всех, кого нужно вывести, чтобы наконец народ уверился в достойных и разуверился в недостойных! Прошу вас, Вениамин!
Веня затрепетал перед недреманным оком телекамеры. В его руках крупно подрагивал листок с текстом. Однако заученные слова вдруг испарились из головы, и оратор пробормотал, теряя голос:
— Знаете ли, да… В общем… Если уж так говорить… Существуют разные точки зрения… Правду сказать, теперь мне сдастся, что Кукушкина, хотя она и пугала меня своей огромной бородавкой, которую утратила в ходе разыскных мероприятий, не так уж плоха. По крайней мере, ее трудно обвинить в том, что она не сгорела. Я бы и сам на ее месте, честные граждане, не захотел бы гореть, да еще при помощи газовых баллонов. Я бы тоже отползал и скрывался в кустах, если бы на меня нападали, портили бы мне шланги, заставляли закрывать баклажаны с уксусом и всячески измывались над званием женщины и человека…
— Ближе к делу, — попросил Оганезов.
— Да, хотелось бы услышать не невнятное блеяние, а доказательства. Голые факты, так сказать! — поддержал его Мамаков.
— Факты? — беспомощно повторил Веня, вглядываясь. — Фактов, уважаемые граждане, полно и даже навалом! Дело в следующем… Да, мы можем обвинить Кукушкину в том, что она не Кукушкина, а Муханова, однако кто сможет упрекнуть ее в этом? Ее злобная подруга Песоцкая оформила на нее страховку, манипулировала с автомобилем, а ее собственный муж, обрадовавшись от того, что жена его сгорела, не постеснялся выдать ее старую сгоревшую машину за новую, хорошенько нагрев руки и получив таким образом немалые деньги. Прослышав об угрозе разоблачения, этот человек не постеснялся проделать обратную манипуляцию, надеясь замести следы. По его указанию автослесарь Айрат (вон он сидит без одной руки) перебил номера, и в мгновение ока разбитый автомобиль из молодого и свежего, как следует по страховке, превратился в старый четырнадцатилетний рыдван, который никто и никогда не захочет страховать, будучи в уме и здравой памяти. Кстати, приглашенные мной эксперты Маша и Паша определили в страховательнице именно Песоцкую, и лишь неправильно составленный фотокомпозиционный портрет помешал вовремя воссиять свету истины и справедливости.
— Да-да! Это ее нос Бетт Мидлер! — воскликнула Маша, вглядываясь в Милу.
— Постыдилась бы такими бесстыжими глазами Ли Кертис на мир глядеть, — поддержал
— Я этот зубик и в гробу узнаю, — радостно подтвердил Гурген, — он у меня уже в избитых печенках сидит!
— Так что Кукушкина — это Муханова, а Муханова жива, несмотря ни на что, и даже стоит сейчас у микрофона, и даже готовится спеть песню по просьбам телезрителей. Но зато на фоне своего оголтелого мужа, придирчивой свекрови и капризных детей она выглядит вполне невинно и, я считаю, заслуживает быть избранной куда следует, если не под именем Кукушкиной, то хотя бы под видом Мухановой. К чему и призывал безвременно погибший эксперт по дамским конечностям Стефан Чарский, который пристальным оком ученого разглядел ту душевную метаморфозу, которая преобразила Муханову в Кукушкину, отчего даже пары обуви, интегрируемые методом Тейлора-Бенуа, на первый взгляд не совпадали.
Зал растроганно загудел.
— Ну вот, допрыгались! — горестно воскликнула Луиза Пална. — То-то мне вчера рваная бумага в супе снилась! Надо будет Леопольде Витольдовне рассказать.
— Мамочка, — проговорила Лиза, явственно облизываясь, — как мне нравится твоя кофточка! Можно я ее на дискотеку надену?
— Мам, а мне папа денег на карманные расходы недодает, — с ходу пожаловался Митя. — Уже целый год.
— Что вы мне какую-то грымзу под видом законной жены подкладываете! — на всякий случай возмутился Муханов. — Она очень мало по внешности с моей погибшей супругой совпадает, мастью головы не вышла и очками. Я отказываюсь признавать в ней свою дорогую жену!
— Все правильно! — вдруг поддержала его виновница переполоха, стоявшая доселе молча, как скала в бушующем море. — Я и не претендую, поскольку желаю остаться Кукушкиной по гроб жизни!
Зал окончательно запутался в происходящем.
— Так это Муханова или кто? — недоуменно воскликнул Мамаков, вертя лысиной, отчего зайчики, обезумев, заметались по студии.
— Или кто… — пробормотал Оганезов, перелистнув страницу сценария и торжественным голосом закричал в микрофон: — А сейчас… перед уважаемыми избирателями выступит столичная знаменитость!..
Загудели невидимые барабаны, отстукивая напряженную дробь.
— Лучшая певица современности!..
Напряжение достигло своего апогея.
— Лучший голос нашей эстрады!..
Напряженная струна зримо звенела в воздухе, грозя каждую секунду оборваться.
— Возлюбленная Севы Юркого!..
Зал потрясенно завибрировал, не веря своим ушам… Мамаков тревожно заерзал, оглядываясь по сторонам, и даже попытался возмутиться:
— Послушайте, мы ведь не договаривались…
Но Оганезов не слышал его — или не хотел слышать.
— Знаменитая Вика Шторм! — объявил он, демонстративно соединяя ладони.
Невидимый оркестр грянул первые такты хита «Меня спасет любимый мой».
Прожекторы сфокусировались в одной точке, и, как Афродита, рожденная из пены морской, из потоков ослепительного света соткалась великолепная Вика Шторм. Ее белокурые волосы были рассыпаны по плечам, платье, то самое красное платье с блестками, которое зрители запомнили по репортажу из тундры, облегало прекрасную фигуру.
Плечистой девице даже не понадобилось призывно махать транспарантом — зал не только добровольно захлопал, но даже и взревел приветственно, — а потом послушно стих, утихомиренный властным жестом певицы. Вика открыла рот, намереваясь петь.
И запела…
Музыка гремела и билась в барабанные перепонки, ревела штормовым ветром и полярной вьюгой.
Вика Шторм прилежно шевелила губами, зал восхищенно покачивался в такт звукам. «Умчимся в ночь, умчимся в ночь!» — призывала певица, простирая руки, а зрители постанывали в ответ.
— Вика Шторм! — напомнил Оганезов, когда последние такты мелодии стихли.
Плечистая ассистентка, вместо того чтобы махать транспарантом, сама зааплодировала, оказывая положительный пример студии, которая, кстати, в положительных примерах совсем не нуждалась.