Женщина мира
Шрифт:
Коллеги в офисе встретили Олега странными взглядами, словно узнали что-то постыдное, которое он тщательно скрывал. Первым делом он налил себе воды из кулера, жадно выпил, немного облившись. Организм потребовал горячего. Пока начальник задерживался, можно было немного побездельничать. Взял пакетик гадкого растворимого кофе из общей коробки и одноразовый стаканчик. Высыпал, залил, занялся поиском ложечек. Картинка тряслась.
Олег продолжал ловить на себе взгляды коллег, но не решался спросить, в чём дело. Усевшись на своё место, он нехотя, вялым движением, включил компьютер. Мерцание дисплея утомляло и без того опухшие глаза. Даже корпоративный пароль
Олег услышал, как открылась дверь, и чьи-то неторопливые тяжелые шаги. В помещение вошёл директор филиала, взрослый мужчина, под сорок, с уже отчетливо видневшейся залысиной и отвисшим животом, который он в шутку, банально и пошло, называл трудовой мозолью. Мозоль эта была предметом постоянных насмешек его подчиненных, еще не осознавших, что заработать здесь они смогут только её и головную боль с похмелья субботним утром.
– Олег Юрьевич, можно вас? – на ходу позвал мужчина.
– Да, конечно, – зевая и радуясь тому, что хоть несколько минут еще не придется смотреть на эту проклятую таблицу, промычал Олег.
Встал, пошатнувшись, побрёл вслед за своим повелителем, по пути выбросив стаканчик в общий бак и закинув под губу жвачку. С ужасом обнаружил, насколько много их там уже было. "Какой сегодня день недели? Чёрт, да какая разница?"
– Присаживайтесь. Прошу.
– Разрешаете? – Олег еле сдержал зевок.
– Олег Юрьевич. Я бы хотел вас кое о чём попросить.
– Я полностью ваш.
– Чудно. Вот, смотрите. У меня есть чистый лист бумаги, и даже ручку я для вас найду, – мужчина долго копался в ящике стола, не желая отдавать свою, инкрустированную и тяжёлую. – Вот, ага.
Олега сразу напряг такой ход разговора. Он уже представлял, о чём дальше может пойти речь.
– Я бы хотел, чтобы вы написали заявление по собственному желанию. Все мы давно понимаем, что вы не в состоянии выполнять свои обязанности.
– Почему же?
– Вы за последний месяц хоть что-то сдали вовремя?
Олег замялся, пытаясь привести хоть какой-то контраргумент. В голову ничего не приходило. Очень хотелось пить, есть и курить, и эта триада напрочь отбила у него все воспоминания.
– Вот видите. Я всё понимаю, у вас, быть может, тяжелый период, но поймите меня и вы. Нужно работать, а вы не можете взять себя в руки. Конечно, вы ещё две недели у нас потрудитесь, но это формальность. Так положено.
– Кем положено?
Через секунду Олег осознал всю глупость своего вопроса, которая читалась на лице его работодателя. Пятиться было некуда, и он признал свою неправоту.
– Да, я вас понял.
– Знаете, обычно люди просят оставить их, что-то обещают…
– А мне нечего обещать, – перебил Олег. – Я и себе ничего пообещать не могу, поэтому за остальных даже не берусь.
– И правильно! – нотка удовлетворения и капелька уважения чувствовались в голосе. – Правильно!
– Мне можно писать?
– Вы хозяин, – сказал действительный хозяин положения.
Олег долго выводил буквы на бумаге, периодически уточняя форму. В голове крутились мысли о будущем. День начался как обычно, и резко сменил вектор. Ужасно. Получается, коллеги что-то знали, раз так смотрели? А он – нет? Удивительно. Когда-нибудь,
Заявление было окончено, подпись директора на нём незамедлительно поставлена.
– Я свободен?
– Можете занять своё рабочее место. Ещё две недели оно ваше.
– И на этом спасибо, конечно, – простонал Олег, тяжело поднимаясь со стула.
Всё это время он пытался поменьше дышать, чтобы не генерировать испарения этанола. Жвачка не могла полностью исправить положения, поскольку источались они через лёгкие. "И почему же мне снова до сих пор не всё равно?" – подумал Олег, выдохнув, выйдя из кабинета.
Мысленно он уже собирал вещи. Правда, эта информация не успела утрястись, как-то упорядочиться в голове. Он смотрел на других сотрудников, многие из которых сразу же отворачивались, как только ловили его взгляд. Значит, всё прекрасно знали. Вот они, предатели в чёрных плащах. Будут продолжать получать свои тридцать тысяч. Змеи.
Олег мешком опустился в своё кресло, откинулся, уперев голову в ладонь. Нужно было думать, как жить дальше. С одной стороны, такой поворот событий даже обрадовал его. Он жутко устал от всего. Последние резервы были высосаны. Ходить на работу мешали экзистенциальный кризис, так несвоевременно ставший его родителем, и запои. Но даже на последние нужны были деньги, а они обещали скоро закончиться. Про квартиру и говорить нечего. До конца месяца оплачено, а дальше? Что-то заплатят за выход, и может удастся наскрести на следующий платёж. А что кушать? Вспомнились цены и на водку, так безжалостно взвинченные государством. Если Господь хочет наказать, то он лишает разума, а дальше тянутся другие проблемы. Но Олег в глубине души верил, что его снова к нему подключат. Хотя бы витой парой.
Тюмень, Российская Федерация. 22 января 2020 года.
Аня долго рассматривала узоры на стекле, как в детстве. Как и раньше, они казались ей неповторимыми, уникальными, существующими здесь и сейчас, а на завтра исчезающими навсегда. Руки грела большая кружка с какао, а душу – надежда, что Вадим скоро вернётся.
Детские обиды у взрослых произрастают из детских комплексов, вовремя не закрытых их воспитателями. К ним присоединяются ежедневный стресс и синдром жертвы, требующей спасения или хотя бы поддержки, даже в ситуациях, являющихся абсолютно бытовыми. Многие комплексы не находят выхода в проявлении любви и почти никогда в её принятии, продолжая расти и заполняя в душе отведённое для всех эмоций пространство. Человек воспринимает мир через их призму, каждый раз подгоняет трактовку обстоятельств в драматическое русло и играет на износ. Его легко задеть плохим словом, но почти невозможно добрым, поскольку последнее не вяжется с образом грустного клоуна.
Вадим ушёл уже очень давно, и за это время Аня так и не решилась ему позвонить, понимая, что спровоцирует ассиметричную ответную реакцию. Солнце медленно закатывалось за дома, играя на снегу и на стёклах последними красками. За первой кружкой какао пошла вторая. Грудь сильно сжимало необъяснимое чувство, и только горячее на несколько секунд помогало расслабиться, согревая пищевод.
Присела. Когда комната практически погрузилась во мрак, Аня не спешила зажигать свет. Темнота в этот момент очень точно гармонировала с её опустошённым состоянием, служила фоном для драмы, разыгрывающейся в душе. И чем темнее становилось, тем сильнее она погружалась в себя. Было слышно движение воды по трубам и пульсацию сердца в висках.