Женщина-рисунок
Шрифт:
– Ой, деточка, сама не понимаю… Так уж вышло! – оживилась Потоцкая. – Сядем вот сюда, на диванчик, я расскажу… Я ведь после окончания художественного училища пошла работать в «Медкнигу». Рисовала иллюстрации к учебникам по анатомии человека. Да, а ты как думала! Ведь фотография всех тонкостей человеческого организма не передаст, только художник сможет изобразить печень или там селезенку так, чтобы будущий медик их уж никак не перепутал…
– Ой!
– Да-да! От меня зависело, насколько хорошие врачи будут работать у нас впоследствии в медицинских учреждениях… Ради такого
– Ой…
– Да-да, деточка… Однажды меня случайно заперли в морге, и я целую ночь… Впрочем, я отвлеклась – вы же, деточка, хотели узнать, как я стала рисовать обертки?
– И как же? – Соня краем глаза следила за лавирующим вокруг столов Левой. Итин, слава богу, пока еще не нашел ее. Потом отвлекся на новую порцию бутербродов…
– Партия сказала – «надо». И меня направили на кондитерскую фабрику, – продолжила свои воспоминания Бронислава Антоновна. – Первый заказ – нарисовать коробку конфет к юбилею Седьмого ноября. Создать макет, так сказать, коробки… И дали указание – Ленина и Мавзолей рисовать нельзя.
– Почему? – спросила Соня.
– Это слишком серьезные изображения для конфет. Я целую ночь не спала, все придумывала, что бы такое изобразить на коробке… И придумала! Нарисовала Зимний дворец и марширующих на его фоне матросов. Получилось очень торжественно и празднично! Мне за этот рисунок потом дали огромную по тем временам премию!
– Здорово! А у нас на худсоветах очень строго… – призналась Соня.
– Деточка, ваши худсоветы по сравнению с нашими, тогдашними – просто утренник в детском саду! – замахала руками Потоцкая. – На наших как начнут разбирать, соответствует ли рисунок идеологически-воспитательным целям… Ведь конфеты дети едят! Сколько раз худсовет не одобрял моих рисунков! И оставалась я с носом, без денег. Так и жила – то густо, то пусто…
– Да и сейчас то же самое! – засмеялась Соня. – Вот сегодня пристали – «ваша роза не пахнет»!
– Надо же! Выходит, времена не меняются… – всплеснула руками Бронислава Антоновна. – Но ничего, деточка, привыкнешь… Ты еще совсем юная, двадцати, поди, и нет еще? – дальнозорко прищурилась она.
– Мне двадцать девять.
– Да?! И не замужем? Такая хорошенькая?.. Волосики светленькие, глазки голубенькие… Принцесса из сказки! И – не замужем?! В наши времена тебя бы старой девой давно считали…
– Бронислава Антоновна, я не хочу замуж. Совсем! Ну их всех… Так хорошо одной!
– И ты счастлива – одна-то?
– Да! Да!.. – опять засмеялась Соня.
– Не может быть, – возмутилась Бронислава Антоновна и огляделась: – Да что там, кто у нас тут есть, холостой… Живо тебя сведу!
– Бронислава Антоновна, умоляю! – в ужасе зашептала Соня. – Не надо меня ни с кем сводить!
– Вздор! – безапелляционно возразила пожилая дама. – Ты пока жизни не знаешь, а я знаю. Это что за юноша? – ее сухой, крючковатый палец указал на Леву. – Холостой?
– Умоляю!..
– Кольца
Рысью побежал на зов.
– Да, дорогая Бронислава Антоновна? – сладко спросил Лева, не отводя глаз от Сони.
– Как вас, юноша… всех не припомню…
– Лев! – чеканно, с гордостью ответил Итин.
– Лев! Чудесно… Лев, вот девушка одна скучает… А мне пора. Сейчас уже машину подадут. Ну все, с наступающим вас, мои дорогие. Будьте счастливы! – с особой интонацией произнесла Потоцкая и шустро, несмотря на возраст, засеменила прочь.
– Да, не стареют душой ветераны! – сказал Лева и немедленно спикировал на диван рядом с Соней. – Бутербродик?
– Нет, спасибо, не хочу наедаться… – Соня попыталась отодвинуться. – Вечером Элеонора обещала пир горой…
– Элеонора?
– Да, мачеха… Я живу с мачехой и сводной сестрой. Сестру зовут Снежана… – Соня слегка приврала – они с родней жили не вместе, не в одной квартире, а были соседями по лестничной клетке. Леву, по идее, должно было отпугнуть присутствие родственников рядом с Соней.
Но Леву это ничуть не отпугнуло.
– Да? Мачеха и сводная сестра? – улыбнулся он, опять показав длинные передние зубы. – Супер! Совсем как в сказке… Они злые? Допекают тебя? Слушай, но мы можем поехать сразу ко мне, зачем портить себе праздник…
– Нет-нет! – испугалась Соня. – Элеонора и Снежана – чудесные люди! Я их обожаю… Они меня ждут! Я не могу их подвести…
Тут Соня не соврала. Новый год они договорились встретить втроем – семья как-никак. Даже после смерти отца эта традиция не прервалась.
– Тогда поехали к тебе. Посидим, потом поедем ко мне. Будем гулять всю ночь! – раздувая ноздри, хищно сказал Лева.
Соня онемела. Подобной бесцеремонности она никак не ожидала. На худсовете от нападок начальства и то было проще отбиваться!
– Э-э… а-а… – начала она, пытаясь подобрать слова.
– Да? Ну и отлично! Все, заметано! – возликовал Лева Итин. – Слушай, Крымова, ты отличная девчонка… По секрету – какие мужчины тебе нравятся?
Соня опять смешалась. Она еще не успела отвергнуть предложение Итина встретить Новый год вместе, а тут новый вопрос… Как лучше – сначала деликатно послать Леву, а потом сказать, что никакие мужики ей не нравятся, что больше всего в жизни она ценит покой и душевное равновесие? Или переоформить ответ: мужиков и тягу к покою – сначала, а потом логически закончить тем, что Лева ей задаром не нужен?
– Ну любимые актеры у тебя, например, есть? – Лева цапнул со стола бокал с шампанским, вручил его Соне, а пустой отнял. – Пей… С наступающим тебя! Я не пью, вот видишь, соком с тобой чокаюсь… Непьющие мужчины нынче на вес золота, согласна?
Соня опять задумалась. Ответить «да» (а ведь правда, непьющих мужчин мало), потом – тем не менее – заявить, что мужики ей до лампочки, а покой превыше всего, а затем логическим путем закончить речь, деликатно послав Леву Итина куда подальше? Ведь не встречать же вместе с ним Новый год, правда?!