Шрифт:
А.М.Горький
Женщина с голубыми глазами
I
Помощник частного пристава Зосим Кириллович Подшибло, грузный и меланхоличный хохол, сидел в своей канцелярии, крутил усы и сердито таращил глаза в открытое окно на двор части. В канцелярии было сумрачно, душно и тихо, только маятник больших стенных часов, взвизгивая, отсчитывал монотонными ударами минуты. А на дворе было так заманчиво, ярко... Три берёзы среди него бросали от себя густую тень, и в ней на куче сена, недавно привезённого для пожарных лошадей, свободно раскинувшись, спал унтер-офицер Кухарин, недавно сменившийся с дежурства. Зосим Кириллович смотрел на него и злился.
– Эй, ты!.. Эй... скот! Кухарин!
– зычно рявкнул он.
Отворилась дверь, и в канцелярию кто-то вошёл. Подшибло смотрел в окно, не оборачиваясь назад и не чувствуя ни малейшего любопытства к тому, кто вошёл, стоит сзади его у двери и заставляет скрипеть половицы под своей тяжестью. Кухарин не повернулся от его окрика. Закинув руки под голову и вздёрнув бороду в небо, он спал, и Зосиму Кирилловичу казалось, что он слышит сочный храп подчинённого, этакий насмешливый, вкусный храп, возбуждающий ещё более желание отдыха и злобу на невозможность предаться ему. И Подшибло захотелось сойти вниз, чтоб дать хорошего пинка ногой в выпяченный живот подчинённого, а потом взять его за бороду и вытащить из тени на солнцепёк.
– Эй, ты... дрыхни там! Слышишь?!
– Ваше-скородие, - дежурный - это я!
– проговорили сзади его обольстительно сладким голосом.
Подшибло обернулся, злым взглядом смерил дежурного, таращившего на него большие тупые глаза и готового моментально устремиться куда прикажут.
– Я тебя звал?
– Никак нет!
– Спрашивал?
– повысил голос Подшибло, поворачиваясь на стуле.
– Никак нет!
– Так поди же ты к чёрту, пока я тебе в башку не пустил чего-нибудь! И он уже начал судорожно шарить левой рукой чего-нибудь на столе, а правой крепко вцепился в спинку стула, но дежурный быстро юркнул в дверь и исчез. Помощнику частного пристава показалось недостаточно почтительным это исчезновение, и ему во бы то ни стало хотелось сорвать всё сильнее вскипавшую злобу на эту духоту, службу, на спящего Кухарима, на близость ярмарочной страды и ещё на многое неприятное и тяжёлое, почему-то вспоминавшееся ему сегодня невольно, помимо его желания.
– Эй! Поди сюда...
– крикнул он в дверь. Дежурный вошёл и вытянулся у двери с лицом испуганным и ожидающим.
– М-морда!
– угрюмо адресовался к нему Подшибло.
– Ступай на двор, разбуди Кухарина и скажи ему, чтоб он, осёл, не смел дрыхнуть среди двора. Безобразие... Ну... ступай...
– Слушаю! Там дама до вас...
– Что?!
– Дама...
– Какая?
– Высокая...
– Дурак! Чего ей?
– До вас...
– Спроси, пошёл...
– Я спрашивал... Не сказывает... Мне, говорит, самого их благородие...
– О, чёрт их! Зови... Молодая?
– Так точно...
– Ну зови... Ворочайся!
– уже мягче приказал Подшибло, оправился и зашелестел бумагами на столе, изобразив на угрюмой физиономии строго начальническую мину.
Сзади его раздался шелест платья.
– Что вам угодно?
– вполоборота спросил Подшибло, критическим оком измерив посетительницу. Та молча поклонилась и медленно поплыла к столу, исподлобья посматривая на полицейского серьёзными голубыми глазами. Одета она была просто и бедно, по-мещански, в платочке, в серой сильно поношенной накидке, концы которой она мяла длинными смуглыми пальцами маленьких красивых рук. Высокая, полная, с сильно развитым бюстом, с большим нахмуренным лбом, она была как-то особенно, не по-женски серьёзна и сурова. С виду ей можно было дать лет двадцать семь. Двигалась она так задумчиво, медленно, точно думала - не воротиться ли ей назад.
"Ишь чёрт какой... Гренадёр, - подумал Подшибло вслед за своим вопросом.
– Кляузить станет..."
– Можно мне узнать у вас...
– заговорила она густым контральто и остановилась, нерешительно уставив свои голубые глаза в усатое лицо полицейского чиновника.
– Садитесь, пожалуйста... Что, собственно, вам нужно узнать? официальным тоном спросил Подшибло, продолжая думать про себя: "Экая ядрёная женщина! Хе!"
– Насчёт книжек...
– договорила женщина.
– Квартирных?
– Нет, не этих...
– А каких?
– Вот тех, которые... по которым... женщины гуляют...
– спуталась женщина и вдруг покраснела.
– То есть это как?.. Какие женщины гуляют?..
– спросил Зосим Кириллович, поднимая брови и игриво улыбаясь.
– Разные женщины... которые гуляют, ночные...
– Те-те-те! Проститутки?
– приятно осклабился Зосим Кириллович.
– Да! Вот они.
– И, глубоко вздохнув, дама тоже улыбнулась, точно ей стало легче, когда она услыхала это слово.
– Ага! Ну-с? Н-да? Так что же-с?
– начал спрашивать Зосим Кириллович, чувствуя что-то очень интересное и пикантное впереди.
– Так вот, насчёт этих книжек я пришла, - проговорила женщина и опустилась на стул, вздыхая и как-то странно встряхнув головой, точно её ударили.
– Ну-с... Заведеньишко открываете? Так...
– Нет, я для себя...
– И женщина низко опустила голову.
– Ага... А где же старая книжка у вас?..
– спросил Зосим Кириллович и, пододвинув свой стул поближе к посетительнице, простёр свою руку к её талии и оглянулся на дверь.
– Какая? У меня не было...
– вскинула та на него глазами, но не сделала ни одного движения, чтоб уклониться от его руки...
– Тайно промышляли, значит? Незарегистрированно? Бывает! Желаете быть на счету? Это хорошо... безопаснее, - становясь смелее в своих поползновениях, ободрил её Зосим Кириллович.
– Да я ещё впервой...
– окнула дама и смущённо опустила глаза вниз...
– То есть как впервой? Не понимаю, - повёл плечами Подшибло...
– Только ещё хочу... Первый раз. На ярмарку приехала, - объясняла дама тихим голосом и не подымая глаз.
– Вот оно что!
– Зосим Кириллович, отняв руку от её талии, отодвинул свой стул и несколько смущённо откинулся на его спинку.
Помолчали...
– Вот оно как... Да... это вы... что же? Нехорошо ведь... Трудно... То есть, конечно... Но всё-таки... странно! Я, признаться, не понимаю... как это вы решаетесь. Если, действительно, правда...
Опытный полицейский, он видел, что действительно - правда: она была слишком свежа и порядочна для женщин известной профессии. У ней не было тех характерных признаков продажности, которые необходимо отпечатлеваются на женской физиономии и жестах даже после ничтожной практики.