Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе
Шрифт:
Затем – к большому сожалению – во мне развился талант справляться с дьявольским так называемым кало. Калорифер – это был большой котел, с помощью которого нагревались все комнаты и вода для ванны. Если его оставляли без внимания хоть на минуту, он просто-напросто выходил из строя. Тогда надо было сначала выгрести из него твёрдый шлак и следить за тем, чтобы маленькая железная дверь сразу же не прищемила неловкие пыльцы, потом последовательно загрузить топку сначала связками из бумаги и «margotins» – так назывались просмолённые деревянные поленья с чудодейственным эффектом, связанные в большие пучки острой,
Французская страсть к экономии требовала большого терпения к капризам кало, который надежно гарантировал минимальное использование горючего материала. Для меня же каждая топка означала сидение часами в подвале, склонясь над учебниками в ожидании того момента, когда жуткая печка наконец-то загудит успокаивающим постаныванием.
Мисси, мой верный адъютант, как-то пришла, чтобы мне помочь, и чуть было не взлетела вместе с калорифером на воздух: она подлила в топку керосина, хотя огонь был в ней уже достаточно ярким. Пламя, вырвавшееся из открытой дверцы, опалило ей брови и уложенные в «конский хвост» волосы, но она крепко держала сосуд и этим предотвратила большое несчастье.
На мгновение мы испугались, что её лицо чего доброго навсегда останется обезображенным, но всё кончилось благополучно. Она росла и хорошела, превращаясь в невероятно хорошенькую девочку с тонкими и правильными чертами лица, которыми восхищались все взрослые, и нам внушалось относиться уважительно к этому преимуществу Мисси. Во время наших комнатных битв Мисси прикрывала рукой свой нос и кричала: «Не заденьте мой профиль!». Это происходило не из тщеславия, так как она никогда не заботилась о своей внешности, а из-за своего рода чувства ответственности за дар, сохранить который было её долгом.
Эта осторожность Мисси была нам на руку, так как, случись что с носом во время ссоры, или царапина или – Боже упаси! – удар по нему, нам было бы не избежать строгого наказания.
К счастью, и в этом случае с кало спустя несколько дней лицо Мисси приняло прежний облик и она не выглядела больше как белый кролик.
Когда мама не было дома, нам поручалось смотреть за Георгием. Он был весёлым, солнечным ребёнком, и всё же нам было трудно с ним справиться, прежде всего вовремя уложить спать. Вероятно, мы вынуждены были иногда обходиться с ним довольно беспощадно, частично также и для того, чтобы уравновесить баловство мама, что не мешало, однако, держаться нам в тесной солидарности.
С тех пор как мы переехали в предместье Сен-Жермен-ан-Ле, вокруг нас уже не было чужих детей; и тем более каждый из нас стал зависим от общества и изобретательского таланта других братьев и сестёр. Мы выдумывали длинные истории, которые рассказывались в невероятных и романтических эпизодах, и изобретали собственные игры.
Однажды летним вечером от нас убежал Георгий, мы ещё успели его увидеть перелезающим через высокие садовые ворота и держащим рукой колокольчик, чтобы предотвратить его предательский звон. Прежде чем нам удалось выбежать на улицу, он исчез из виду. Время шло, а мы ждали его, дрожа от страха, но когда он наконец появился, сияющий и довольный, с пакетом под мышкой, мы были обезоружены. Он купил на свои сбережения подарок ко дню именин Мисси и не мог удержаться от того, чтобы сразу же не распаковать и не показать нам приобретённую им кукольную гладильную доску со всеми принадлежностями. Впрочем, перед этим он сказал Мисси: «Только обещай, что ты сразу же об этом забудешь, чтобы завтра это было сюрпризом».
Постепенно мы могли справиться с любой домашней работой, но когда нам однажды поручили принести от столяра домой стол, мы постыдились: как мы понесем этот стол под издевательские насмешки наших соклассников? Однако убедить мама в отмене этого поручения было невозможно, она не хотела всерьёз принимать наши возражения. Когда мы появились дома с этим грузом, который, казалось, имел тысячу ног и углов, мы выглядели, по нашему убеждению, ужасно глупо; одновременно нам было стыдно, что мы воспринимали всё это как нечто неприятное.
В принципе, вопрос не состоял в том, чтобы отказаться, так как стыдиться чего-либо считалось аффектацией, либо мещанством. Скорее, надо было сохранить собственные таланты и по возможности реализовать их в практической жизни, а не позволять себе чувствовать себя подавленными или неуверенными в каком-либо неприятном положении. Внутренняя независимость от всякого внешнего обстоятельства считалась основным принципом. Мы ни в коем случае не подвергали это сомнению, но иногда, когда нас охватывали волны слабости, мы сомневались в нашей способности оставаться верными своему принципу.
Вероятно, нас хранил наш ангел-хранитель, так как, из-за того что занятие любым спортом было очень дорого, мы вместо этого выдумывали самые смелые выходки и с нами не случалось никогда никаких несчастий. Всё разумное, что мы могли бы делать, было просто невозможно; у нас никогда не было коньков или теннисной ракетки; и лишь от мечты о собственном велосипеде мы никогда не отказывались. Слишком гордые, чтобы просить, мы ждали часа, когда другие дети одолжат нам свои велосипеды, чтобы затем скатиться с террасы Сен-Жермен счастливыми, опьянёнными скоростью и свистом ветра в ушах.
Когда я однажды ехала «без рук» и при этом держала за поводок большую собаку владельца велосипеда, она неожиданно резко выскочила поперек дороги за кошкой – с ужасными последствиями для меня. В течение многих дней я ковыляла к доктору, и он каждый раз доставал песок и камешки из глубокой дыры в моём колене.
Двое маленьких канадских братьев по фамилии Витмор, друзья Георга, решили незадолго до Рождества сломать свои велосипеды, чтобы быть уверенными, что к празднику они получат новые. С помощью молотка и клещей они приступили к делу, а мы безмолвно наблюдали за этим, слишком ошеломлённые, чтобы вымолвить хоть слово.
Много лет спустя я купила Мисси со своего первого заработка самый прекрасный велосипед, какой только могла найти. Ей было тогда, правда, уже пятнадцать лет, но подарок был всё же ещё своевременным.
4
Мне было десять, а Мисси – восемь лет, когда мы поступили во французский лицей в Сен-Жермен-ан-Ле недалеко от Парижа. Мама выбрала его после долгих поисков, и её выбор определялся большими окнами здания лицея и цветущими каштанами во дворе его.