Женщины, которые любили Есенина
Шрифт:
— Как же низко я пал, если Надя Вольпин… она любила меня больше всех… И Надя спустила меня с лестницы!
Та случайная встреча в Ленинграде на Гагаринской улице оказалась для Надежды Вольпин последней — больше она Сергея Есенина, отца своего сына, не видела.
Глава XVI
СОФЬЯ АНДРЕЕВНА ТОЛСТАЯ — ЛИТЕРАТУРНО-ДИНАСТИЧЕСКИЙ БРАК
Встреча Сергея Есенина с Софьей Андреевной Толстой произошла случайно. Их никто преднамеренно не собирался знакомить. Была обычная вечеринка по случаю дня рождения Гали Бениславской. На ней присутствовал знакомый Есенина,
Софья Андреевна — ей тогда было двадцать пять лет — была женщина высокая, представительная. Красавицей ее назвать никак было нельзя. Слишком уж она походила на своего деда. «Не хватало, — как говорил Анатолий Мариенгоф, — лысины и седой бороды».
Но ее окружала аура имени — на Есенина этот отсвет великой славы действовал как гипноз. Тогда же у него родилась банальная и не новая мысль: жениться на Софье Андреевне, соединить свое имя с именем Толстого. А Софья Андреевна, как не раз уже бывало с женщинами, влюбилась в него с первого взгляда, влюбилась без памяти. И — как случалось почти со всеми женщинами, любившими Есенина, — в ее любви к нему превалировало материнское чувство. Мать Софьи Андреевны утверждала в одном письме: «Ее любовь к нему совершенно очевидно была безграничной, и, как она часто говорила, в ее любви было много материнского, как к больному ребенку».
Друзья Есенина отнеслись к перспективе его женитьбы на Софье Андреевне по-разному. Оно и понятно. Кое-кто считал ее женщиной неинтересной, пресной, а потому брак поэта с ней казался им в высшей степени странным и совершенно ему не нужным. Но были и такие, кто ценил Софью Андреевну довольно высоко и возлагал на эту женитьбу Есенина большие надежды.
Писатель Юрий Либединский, друживший в ту пору с Есениным, писал: «В облике этой девушки, в округлости ее лица и пронзительно умном взгляде небольших, очень толстовских глаз, в медлительных манерах сказывалась кровь Льва Николаевича. В ее немногословных речах чувствовался ум, образованность, а когда она взглядывала на Сергея, нежная забота светилась в ее светлых глазах. Нетрудно догадаться, что в ее столь явной любви к Сергею присутствовало благородное намерение стать помощницей, другом и опорой писателя».
Ленинградский писатель Н. Никитин писал о Софье Андреевне столь же проникновенно и уважительно. Он называл ее «замечательным человеком» и далее продолжал: «С. А. Толстая была истинная внучка своего деда. Даже обличьем поразительно напоминала Льва Николаевича. Она была человеком широким, вдумчивым, серьезным, иногда противоречивым, умела пошутить, всегда с толстовской мягкостью и остротой разбиралась в людях». Никитин писал, что ему было понятно, что привлекло Есенина «уже довольно уставшего от своей мятежной и бесшабашной жизни к Софье Андреевне. Это были действительно уже иные дни, иной период его биографии».
Никитин отмечал, что «встреча с замечательным человеком С. А. Толстой была для Есенина не «проходным» явлением. Любовь Софьи Андреевны к Есенину была нелегкой. Вообще это последнее сближение было иным, чем его более ранние связи, включая и его роман с Айседорой Дункан.
И тем не менее Есенин какое-то время колебался, жениться ли
Либединский вспоминал: «Сергей и сам заговаривал об этом, но по своей манере придавал этому разговору шуточный характер, вслух прикидывая: каково это будет, если он женится на внучке Льва Николаевича Толстого! Но что-то очень серьезное чувствовалось за этими как будто бы шуточными речами».
Но были и серьезные разговоры, даже драматичные. Либединский рассказывал, как у одной его знакомой устроили «мальчишник» по поводу предстоящей женитьбы Есенина. Сергей то веселился, то задумывался. Потом взял гитару и запел:
Есть одна хорошая песня у соловушки —Песня панихидная по моей головушке.Есенин вдруг ушел в другую комнату, а когда Либединский, которому хозяйка сказала, что Есенин просит его зайти, заглянул туда, то увидел, что Есенин сидит на краю кровати и плачет.
— Ну, чего ты? — спросил его Либединский.
— Не выйдет у меня ничего из женитьбы! — сказал он.
— Ну почему не выйдет? Если ты видишь, что из этого ничего не выйдет, так откажись.
— Нельзя, — возразил Есенин очень серьезно. — Ведь ты подумай, его самого внучка! Ведь это так и должно быть, что Есенину жениться на внучке Льва Толстого, это так и должно быть!
В голосе его, как писал Либединский, слышалась гордость и какой-то крестьянский разумный расчет.
Очень впечатлительную картину запечатлела Анна Берзинь, картину, которая многое проясняет в отношениях Есенина и С. А. Толстой.
Как-то в один из ненастных летних вечеров ей позвонил Есенин и пьяным голосом попросил ее приехать немедленно к Бениславской в Брюсовский переулок.
Анне Абрамовне не хотелось идти — было уже поздно, да и нетрезвый голос Есенина не располагал к визиту. Она наотрез отказалась.
Через несколько минут Сергей Александрович снова позвонил и стал просить прийти. Как всегда, будучи в таком состоянии, начал прикидываться, что его обижают.
— Я за тобой приползу, — сказал он. — Пойми, что я жених и тут моя невеста.
— Какая невеста? — спросила удивленная Берзинь, встревоженная новой его выдумкой.
— Толстая Софья Андреевна, — торжествующим голосом возвестил Есенин.
Анна Абрамовна не знала тогда, что внучку Толстого зовут как и бабушку, и, смеясь, спросила:
— А Льва Николаевича там нет?
Трубку взяла Галя Бениславская и пояснила, что действительно у них в гостях Софья Андреевна Толстая, попросила прийти.
Уже поднимаясь в лифте в квартиру Бениславской, Берзинь услышала оглушающий рев баянов. Оказалось, что Есенин пригласил из театра Мейерхольда знаменитое трио баянистов и они заполняли маленькую комнату своей музыкой.
За столом сидели Бениславская, Вася Наседкин, Борис Андреевич Пильняк, какая-то женщина, оказавшаяся Толстой, сестры Есенина Шура и Катя. Сам он пьяный, суетливый, улыбающийся, как падший ангел, восседал на диване и с торжеством смотрел на Берзинь.
Шура и Катя пели под музыку баянов, Есенин тоже пел, но время от времени умолкал, бессильно откидываясь на спинку дивана, потом опять выпрямлялся и опять пел. Лицо у него было бледное, он то и дело закусывал губы.
Анна Абрамовна повернулась к Софье Андреевне и напрямик спросила ее: