Женская сущность
Шрифт:
– Он из тех, с кем женщине хочется залезть в койку, но не из тех, кого приводят в дом.
Глория похолодела.
– Замечательно.
– Но он честен. Он… он с самого начала сказал, как все будет, но мне было плевать. – Ник встала. – Секс есть секс. Я и сама того же поля ягода. Сколько веревочка ни вейся, конец будет.
– А сейчас тебе так не кажется?
Ник круто обернулась.
– Разве я так сказала? Почему мне не должно так казаться? Это было увлечение. Секс. Теперь все кончилось. – Голос у нее дрогнул. – А я беременна.
– Верно. Это меняет дело.
– С
– Николь, опомнись, что ты говоришь. Конечно, меняет!
– Он не знает. А я не собираюсь докладывать ему.
– Нет, Ник. Это надо сделать.
– Ни за что.
– Ник, дорогая, но ребенок и его тоже.
– Этот ребенок полностью мой, – горячо запротестовала она.
Глория с изумлением смотрела на дочь. Лицо у Ник запылало, глаза засверкали. Добрые знаки. Даже слишком, пожалуй. Такой приступ независимости в данной ситуации неуместен.
– Ник, ~ проговорила она, апеллируя к ее здравому смыслу, – что бы ты ни говорила о его свободных… э-э-э… любовных отношениях, теперь все изменилось.
– Ничего не изменилось.
– Но это неправда! Этот человек… Кстати, как его имя? Не могу же я все время называть отца ребенка собственной дочери «этот человек».
– Тебе незачем его называть, потому что ты с ним не встретишься. А зовут его Александр. Александр Татакис. И это останется между нами, мама. Я не хочу, чтобы хоть одна живая душа об этом знала.
– Дорогая, но как же такие вещи можно удержать в тайне? Твои сестры…
– С сестрами я разберусь.
Глория решила, что лучше не спорить.
– Но ты учитываешь трудности, связанные с воспитанием ребенка без отца?
– Если ты хочешь этим сказать, что мне понадобятся деньги…
– Естественно, понадобятся. Мы бы и рады помочь тебе, но, зная тебя…
– Зная меня, ты боишься, что я не приму вашей помощи. Ты права.
– Но у тебя нет постоянной работы. – Глория вздохнула. Это была старая болячка. Они вечно ругались из-за этого. – С ребенком не особенно полетаешь с места на место.
– Есть хорошо оплачиваемые места для переводчиков и в Нью-Йорке. Просто до сих пор меня это не интересовало.
– И подумай о ребенке. Ему или ей нужен отец.
– Мы с Пам и Белл прекрасно обошлись без отца.
Глория предпочла пропустить это ехидное замечание мимо ушей.
– Но ты не допускаешь, что мистер Татакис имеет право знать, что он отец ребенка?
– Нет!
– Ник…
– Он не хочет иметь детей. Он мне это говорил достаточно определенно.
Глория пыталась держать себя в руках. Чтоб этому сукину сыну, затащившему ее девочку в постель, пусто было! Ах он потаскун несчастный! Говард прав. Кто-то должен по-мужски поговорить с ним.
– Понимаю, – спокойно заговорила она. – Семейные узы его не интересуют. Дети ему не нужны. Но у него будет ребенок, нравится ему это или нет. И он обязан взять на себя ответственность.
– Это моя ответственность, а не его, – еще яростнее заговорила Ник. – Он спрашивал меня, предохраняюсь ли я. Я сказала, что принимаю противозачаточные таблетки. Это я виновата. Я забыла принять.
– Ну и что. Это что, дает ему вольный билет? Ребенка делают двое, милая Ник, двое. – Глория из последних сил пыталась не вспылить. – Послушай, девочка, многие мужчины думают, что им не нужны дети, пока таковые не заводятся. Разве не может такого быть, что, как только он узнает о ребенке, в нем проснется отцовский инстинкт? Может, узнай он о твоей беременности, и заговорит по-другому. Я не к тому, Ник, что он обязательно должен жениться на тебе. Из твоих слов я понимаю, что в мужья он тебе не годится.
– Его родители развелись, когда он был совсем маленьким.
– И что из того? Только не говори мне, что ты попалась на сказки Казановы о детских страданиях.
– Его мать уехала в Нью-Йорк.
– Хм. Если его папочка такой же фрукт, как сынок, я не виню ее.
– Его отец забрал ребенка себе.
– Если они так договорились.
– Ни о чем они не договаривались. – Ник обхватила себя руками. В залитой техасским солнцем комнате было тепло, но ее пробирал озноб. – Все было сделано так, как хотел отец. Он грек. Там законы другие. У мужчин все права; мы этого даже представить не можем. Разумеется, у богатых, могущественных.
– И ты думаешь, такое может случиться, если?.. Но ты же сама сказала, что Александр Татакис не хочет иметь детей.
– А ты сказала: все может измениться, когда он узнает, что у него ребенок. – Она помолчала. – Его отец разрешал матери Александра проводить с ним две недели в году.
– Две недели? – Глория покачала головой. – Я думаю, это было раньше… Кроме того, здесь Соединенные Штаты, Ник. По нашим законам…
– Две недели в Афинах, где эти визиты можно было контролировать. И не трать время попусту, говоря мне о законах. За последние месяцы я убедилась, что закон для таких, как Александр Татакис, не писан, у них свой закон. – Она закусила губу, отвернулась и уставилась в окно. – Он никогда не узнает о ребенке.
– Но, Ник…
– Никогда, – решительно произнесла Ник и повернулась к матери. – Дай мне слово, мама. Никогда.
Глория смотрела на дочь. Что-то здесь не так. Эта история о его отце, который заставил мать отказаться от сына, чересчур странная. Что касается богатства и власти, то тут она согласна, она сама замужем за Говардом Фоксом, ей ли не знать, какая железная воля у людей такого рода. Но сильная женщина может противостоять сильному мужчине, а Ник понимает, что в суде у нее за спиной стоял бы весь могущественный клан Фоксов.
Нет, что-то здесь не то. Глория внимательно смотрела в глаза дочери и вдруг поняла. Ник влюбилась. Влюбилась в человека, который четко и ясно дал понять, что никогда не полюбит ее, и разбил ей сердце.
– Не говори Пам и Белл.
– О, Ник!
– Хотя бы пока, ладно? Дай мне время кое-что сделать.
– Хорошо, – скрепя сердце согласилась Глория.
– И дай слово, что никогда не скажешь Александру, что он отец моего ребенка.
Мать обняла Ник.
– Он не достоин это знать, – с мрачной решимостью проговорила Глория, утешая себя тем, что представила себе, каким карам подвергла бы этого негодяя, попадись он ей в руки.