Женская война
Шрифт:
– Хорошо, вот синий плащ садится в лодку, – сказал Фергюзон, – садится один… Браво! Именно так было сказано в условии.
– Так не заставим его ждать, – прибавил незнакомец.
Он соскочил в лодку и подал рыбаку знак.
– Смотрите, Ролан, будьте осторожны, – продолжал Фергюзон, – река широка, не подходите к тому берегу, чтобы в вас не направили залпа выстрелов, на которые мы не можем отвечать отсюда; держитесь, если можно, поближе к нашей стороне.
Тот, кого Фергюзон называл то Ковиньяком, то Роланом, то есть
– Не бойся, – сказал он, – я и сам об этом думал: неосторожны могут быть те, которые ничем не рискуют, но дело наше так хорошо, что я не решусь глупо потерять его. Если кто-нибудь поступит неосторожно в этом случае, так уж, верно, не я. Ну, лодочник, пошел!
Рыбак отвязал веревку, уставил длинный багор на траву, и лодка начала удаляться от берега в ту самую минуту, как на противоположной стороне отчаливала лодка изонского перевозчика.
Посередине реки находился маяк с белым флагом, он показывал судам, спускавшимся до Дордони, что в этом месте есть опасные подводные камни. Во время мелководья даже можно было видеть сквозь воду черные и гладкие верхушки этих камней, но теперь, при полной воде, только флаг и плеск воды показывали, что это место опасно.
Оба лодочника, вероятно, поняли, что на этом месте могут встретиться незнакомцы, и подъехали к нему. Прежде причалил изонский перевозчик и по приказанию своего пассажира привязал лодку к кольцу маяка.
В эту минуту другой рыбак повернулся к своему путешественнику и хотел просить его приказаний, но чрезвычайно удивился, увидев в лодке своей замаскированного человека, закутанного в плащ.
Страх рыбака усилился, с трепетом просил он приказаний у странного своего пассажира.
– Причаливай сюда, – отвечал Ковиньяк, указывая на флаг, – как можно ближе к той лодке.
И рука его с флага указала на господина, привезенного изонским перевозчиком.
Лодочник повиновался, и обе лодки, соединенные сильным течением реки, дали возможность незнакомцам открыть следующие переговоры.
II
– Как! Вы замаскированы, милостивый государь? – спросил с удивлением и досадой новый гость, толстяк лет пятидесяти пяти, с глазами строгими и неподвижными, какие бывают у хищных птиц, с седыми усами и бородкою. Он не надел маски, но прятал, сколько мог, волосы и лицо под широкой шляпой с галунами, а стан и платье свое под широким синим плащом.
Ковиньяк, попристальнее всмотревшись в этого человека, не мог скрыть удивления и невольно изменил себе быстрым движением.
– Что с вами? – спросил синий плащ.
– Так, ничего… Я чуть-чуть не потерял равновесия. Но, кажется, вы изволили предложить мне вопрос? Что угодно вам знать?
– Я спрашивал, зачем вы надели маску.
– Вопрос откровенен, – сказал Ковиньяк, – и я отвечу на него так же откровенно. Я надел маску, чтобы вы не могли видеть моего лица.
– Так я вас знаю?
– Не думаю; но если вы увидите мое лицо, то можете узнать его впоследствии, что, по моему мнению, совершенно бесполезно.
– Вы очень откровенны!
– Да, когда моя откровенность не может повредить мне.
– И откровенность ваша открывает даже чужие тайны?
– Да, когда подобные открытия могут доставить мне выгоду.
– Странным ремеслом занимаетесь вы!
– Делаешь, что можешь, милостивый государь. Я был адвокатом, лекарем, солдатом и партизаном; видите, что я все перепробовал.
– А что вы теперь?
– Ваш покорнейший слуга, – отвечал юноша, кланяясь с натянутым уважением.
– У вас ли известное письмо?
– У вас ли обещанный бланк?
– Вот он.
– Извольте, обменяемся.
– Позвольте еще минуту, милостивый государь, – сказал синий плащ. – Ваш разговор нравится мне, и я не хочу терять удовольствия беседовать с вами.
– Помилуйте! И разговор мой, и сам я, оба мы – ваши. Будем говорить, если вам приятно.
– Не угодно ли перейти в мою лодку или я перейду в вашу? Таким образом, в другую лодку мы высадим лодочников и прикажем им удалиться.
– Это бесполезно. Вы, верно, знаете какой-нибудь иностранный язык?
– Говорю по-испански.
– И я тоже. Будем говорить по-испански, если вам угодно.
– Извольте!
Синий плащ спросил по-испански:
– Какая причина заставила вас открыть герцогу д’Эпернону, что ему изменяет известная дама?
– Я хотел оказать услугу достойному вельможе и попасть к нему в милость.
– Вы сердиты на госпожу Лартиг?
– Я сердит! Напротив, я должен сознаться, что многим обязан ей и был бы в отчаянии, если б с нею случилось несчастье.
– Так вы враг барону Канолю?
– Я никогда не видал его и знаю его только понаслышке. И признаюсь, я всегда слышал, что он славный малый и храбрый вельможа.
– Так вы действуете не по ненависти?
– Помилуйте! Если б я сердился на барона Каноля, то пригласил бы его стреляться или резаться, а он такой добрый малый, что никогда не отказывается от подобных предложений.
– Значит, я должен верить той причине, которую вы мне сказали?
– По моему мнению, лучше вы ничего не можете сделать.
– Хорошо! У вас письмо, которым доказывается неверность госпожи Лартиг?
– Вот оно. Позвольте без упрека заметить, что я показываю его вам во второй раз.
Старый дворянин издалека бросил печальный взгляд на тонкую бумагу, сквозь которую можно было видеть черные буквы.
Юноша медленно развернул письмо.
– Вы узнаете почерк?
– Да.
– Так пожалуйте мне бланк, я отдам письмо.
– Сейчас. Еще один вопрос.
– Говорите.
Юноша спокойно сложил письмо и положил в карман.