Женские убеждения
Шрифт:
В Райланде вообще с политикой было не очень, так что приходилось довольствоваться тем, что есть. Время от времени внезапно поднималась волна протестов. Поскольку война в Ираке шла уже несколько лет, Зи с парочкой второкурсниц иногда выходили на ступени Мецгера с мегафоном и листовками. Несколько акций протеста провела совсем маленькая, но хорошо организованная Ассоциация чернокожих студентов. Группы борьбы с изменением климата заявляли о себе постоянно – в них Зи состояла тоже. Небо падает на землю, заявляли они раз за разом всем подряд, жаркое душное небо.
– Знаете, – сказала Зи, – я когда-то, еще в детстве, раскрашивала и продавала футболки – собирала деньги на то, чтобы предотвратить у нас в Скарсдейле
Собрали денег, быстренько закупили пятьдесят дешевых футболок в оптовом интернет-магазине, а потом Грир, Зи и Хлоя до поздней ночи просидели в подвале общаги, среди велосипедов и гудящих стиральных машин, под журчание воды в канализационных трубах над головой: они с помощью утюга переводили изображение физиономии Даррена Тинзлера на синтетическую ткань: так получалось дешевле, чем отдать напечатать. К четырем утра рука Грир не ослабела нисколько: она водила горячим остроконечным утюгом по белесым вихрам Даррена – низко надвинутая бейсболка, широко посаженные глаза. Лицо дурачка, подумала она, однако в нем таился какой-то коварный звериный инстинкт.
Хлоя вскоре сдалась – встала и, вытянув руки, заявила: «Всё. Иду. Спать», так что несколько часов спустя Грир и Зи сидели вдвоем, позевывая, в ярком свете при входе в столовую и пытались раздать свои футболки. «Бесплатные футболки!» – предлагали они входившим, но взяли в итоге всего пять. Это было печально и обидно. Тем не менее, сами они носили эти футболки очень часто, хотя ткань слегка села от стирки, лицо Даррена Тинзлера натянулось и слегка перекосилось – как будто он засунул голову в копировальную машину.
В тот вечер, когда Фейт Фрэнк приехала читать лекцию, обе были в этих футболках.
Зи узнала про лекцию из еженедельных объявлений и страшно всполошилась.
– Мне она всегда ужасно нравилась, – сообщила она Грир. Сдружились они с необычной быстротой – помогла ночь, проведенная за футболками, все это планирование, придумывание, взаимопонимание. – Я знаю, что она руководствуется несколько отжившими представлениями о феминизме, – добавила Зи, – ее интересуют только те вещи, которые волнуют привилегированных женщин. Есть такое дело. Но знаешь что? Она сделала кучу всего полезного, и, по-моему, она замечательная. А еще одна фишка с Фейт Фрэнк, – продолжала она, – что, хотя она такая знаменитая, прямо культовая фигура, она совсем не зазнается. Нужно на нее посмотреть, Грир. Ты должна с ней поговорить, рассказать свою историю. Поделись с ней. Она скажет, что делать.
Грир постыдно мало знала про Фейт Фрэнк, хотя вечером накануне лекции как следует порылась в Гугле. Ее вообще успокаивал процесс поиска фактов в Интернете: пусть в жизни все кувырком, но все равно на все вопросы существуют легко находимые ответы. Гугл помог восстановить хронологию и контекст, но не дал ей представления о том, как Фейт стала той самой всем известной выдающейся личностью.
Грир узнала, что в начале 1970-х Фейт Фрэнк была одной из основательницей журнала «Блумер», названного в честь Амелии Блумер, феминистки и общественной деятельницы, которая основала первую газету для женщин. «Блумер» был известен как более поверхностный и менее знаменитый младший братишка журнала «Мисс». Поначалу он был довольно хорош, хотя и не столь блистателен и изыскан, как «Мисс», красотой оформления не отличался, но материалы в нем печатались злободневные, острые. Шли десятилетия, число читателей сокращалось, и под конец журнал, некогда воспринимавшийся как хроники с передовой, сократился до размеров инструкции к несложному бытовому прибору.
При этом Фейт, про которую говорили, что она «всего-то на пару ступеней ниже Глории Стайнем на Лестнице славы», осталась на виду. В конце 1970-х она начала писать книги для массового читателя, продавались они хорошо благодаря бодрым и боевым призывам не сдаваться. Потом, в 1984-м огромную известность приобрел ее манифест «Женские убеждения», в котором, по сути, женщин призывали осознать, что женственность далеко не сводится к подбитым ватой плечам и жесткой линии поведения. Корпоративная Америка пытается заставить женщин вести себя так же гнусно, как и мужчины, заявляла Фейт Фрэнк, но женщины не обязаны капитулировать. Они способны быть сильными и влиятельными, сохраняя при этом понятия о чести и порядочности.
Похоже, людям действительно не хватало этого призыва – в том числе и всем тем женщинам, которые подались на Уолл-Стрит и только нажили себе проблем. Женщины способны прорваться, заявляла Фейт: они могут образовывать кооперативы или, как минимум, менять существующие порядки в своих собственных фирмах. А мужчинам, добавляла она, не помешает толика очарования, чтобы уравновесить привычную жесткость с новой мягкостью. Равновесие – ключ ко всему, считала она. Книгу допечатывали постоянно, хотя для каждого нового издания ее приходилось капитально перерабатывать.
Поскольку интервью Фейт давала внятные, по делу и по сути, ей выделили собственное время в ночной телепрограмме «Резюме», где она интервьюировала других: иногда она приглашала мужчин-сексистов, а они по причине непомерного тщеславия даже не понимали, почему именно на них пал выбор. Они появлялись на экране, время от времени надували щеки и отпускали одиозные замечания, а она остроумно их поправляла – или без всякого труда ставила на место.
Но, хотя интервью Фейт пользовались популярностью, к середине девяностых программа закрылась. Фейт тогда все еще писала книги, но продажи у них были так себе. Она продолжала публиковать довольно скромные продолжения «Женских убеждений» (последнее, вышедшее в конце девяностых, было посвящено связи женщин и новых технологий и называлось «Убеждения в электронных письмах»). В итоге Фейт совсем перестала писать книги.
На самых ранних фотографиях, которые удалось отыскать Грир, Фейт Фрэнк, высокая стройная женщина с длинными темными вьющимися волосами, выглядела трогательно молодой, открытой. Один снимок запечатлел ее на демонстрации в Вашингтоне. На другом она оживленно жестикулировала в студии одной из программ – тех круглых столов, посвященных культуре, которые выходят в эфир поздно ночью: гости на белых крутящихся стульях, в расклешенных джинсах, непрерывно курили и орали. Фейт вступила в эфире в дебаты с упертым женоненавистником писателем Холтом Рейберном. Он в тот вечер попытался ее перекричать, но она отвечала ему невозмутимо и логично – и в итоге одержала верх. История попала в газеты, в итоге именно после этого Фейт и пригласили на роль ведущей в «Резюме». Еще на одной фотографии она держала в слинге младенца-сына и разглядывала макет журнала через головку, которую ребенок еще едва держал. Фотографии сменялись все более и более поздними, а Фейт Фрэнк оставалась все такой же элегантной и блистательной в сорок, пятьдесят, шестьдесят лет.
Почти на всех фотографиях на ней были высокие сексуальные замшевые сапожки – ее собственный символ. В сети нашлись интервью и профили; в одном месте упоминалась ее «поразительная несдержанность». Фейт, похоже, действительно легко раздражалась, причем не только на писателей-женоненавистников. Судя по описанию, она была женщиной доброй, но не лишенной слабостей, порой вздорной, но неизменно великодушной и обаятельной. Впрочем, к тому моменту, когда она приехала читать лекцию в колледже Райланд, ее уже воспринимали как персонажа из прошлого, о таких часто говорят с восхищением и особым тоном, которого удостаивается не всякий. Фейт была своего рода фонарем, горевшим непрестанно, даровавшим спокойствие.