Женское лицо разведки
Шрифт:
Вскоре они оказались в Гонконге. Здесь также важно было завоевать доверие американцев, чего им удалось добиться, создавая благоприятное мнение о себе среди близких к американцам лиц из числа мусульманских эмигрантов.
В поисках пути получения личных выездных виз «Бир» выяснила, что одна эмигрантка, нуждавшаяся в средствах, имела небольшой земельный участок в Токио. Узнав о готовности выгодно продать его, «Халеф» и «Бир» запросили Центр о разрешении приобрести эту собственность. Они получили согласие и оформили покупку.
Теперь при благоприятном отношении американцев и наличии земельной собственности японцы наконец-то выдали
Перед отъездом из Гонконга «Бир» и «Халеф» встретились со специально прибывшим из Центра куратором для инструктажа о задачах по работе в Японии. Он заявил им, что Центр возлагает большие надежды на них, так как в Японии внешняя разведка потеряла связь со своей агентурой и уже давно не получает разведывательной информации. А американцы все более активно готовят в Японии антисоветские планы, стремясь превратить эту страну в свой плацдарм в Азии с дальнейшими замыслами против СССР.
Осенним днем 1954 года из Гонконга пароходом в Японию отбыла супружеская пара миссис Хатыга Садык и мистер Энвер Садык.
Для начала супруги обосновались в японском портовом городе Кобэ, где, продав участок земли, приобрели небольшой двухэтажный дом.
Первый этаж они заняли сами, а второй сдали двум американцам, оказавшимся, как установили позже «Бир» и «Халеф», сотрудниками американской разведки. Последнее обстоятельство оказалось очень для них полезным.
Понимая, что в первый период их пребывания в стране японская контрразведка будет проявлять повышенное внимание к ним, они не без основания полагали, что такие квартиранты будут «защищать» их. Ведь японские контрразведчики не могут допустить мысли, что в доме на втором этаже живут представители ЦРУ, а на первом — КГБ.
И действительно, один из давних эмигрантов — русский, живший в Кобэ, — в чем-то, очевидно, почувствовавший в них «русский дух», написал в контрразведку о своих подозрениях. Японцы тут же начали следить за ними. Это очень быстро обнаружила «Бир» благодаря своему опыту работы в службе наружного наблюдения. Супруги Садык решили пожаловаться в турецкое представительство, где у них были друзья. Это возымело положительное действие.
Следуя утвержденному в Центре плану, «Халеф» перебрался в Токио, где стал компаньоном в экспортно-импортной фирме и открыл магазин в двухэтажном доме. Вскоре «Бир» также перебралась в Токио. Они поселились на втором этаже над магазином.
Теперь «Бир» и «Халеф» приступили к планомерной разведывательной работе. Сбор информации по интересовавшим Центр вопросам, прежде всего об участии Японии в американских планах ее перевооружения, они вели путем личного общения в дипломатическом корпусе и среди чиновников японской администрации. Также путем руководства агентов — источников информации, связь с которыми установили по указанию Центра путем вербовки новых агентов.
Связь с Центром резидентура «Халефа» осуществляла путем получения текущих указаний по радио и через тайники, закладку в которые производила для них легальная резидентура внешней разведки в Токио. Из резидентуры «Халефа» действовал только один канал — через тайники, закладку своих почт «Халеф» и «Бир» осуществляли поочередно.
В обязанности «Бир» входила работа по зашифровке материалов резидентуры и расшифровке радио — депеш и сообщений Центра, поступавших через тайники.
«Бир» активно вела изучение перспективных
В целях зашифровки своей разведывательной деятельности «Халеф» и «Бир» вели активную светскую жизнь. Они посещали дипломатические приемы в турецком, американском и других западных и иных посольствах. «Бир» регулярно посещала американский женский клуб, принимала у себя гостей. Особенно близкие отношения у них сложились с турецким посольством и с самим послом. В их доме целый месяц гостил турецкий военный атташе.
Японские газеты и журналы обошла в свое время фотография, на которой Ирина Каримовна как «миссис Хатыга Садык» снята рядом с супругой тогдашнего императора Японии, участвовавшей в открытии выставки икебаны.
Глядя на этот снимок молодой элегантной женщины, кто бы мог подумать, что перед ним майор КГБ!
В 90-е годы в японских СМИ прозвучала сенсация о «супружеской паре Хатыга и Энвер Садык», успешно работавших в годы «холодной войны» в течение более десяти лет…
Турки оказались очень полезными в плане получения через них актуальной разведывательной информации по Японии, поскольку в тот период Турция активно поставляла военные корабли и другое вооружение.
В японских газетах печатались снимки, на которых среди различных гостей появлялись и «Бир» в соответствующем наряде и «Халеф» в смокинге. «Открытое» поведение супружеской пары; успешно созданный «Халефом» образ преуспевающего коммерсанта; симпатизирующие им турецкиме и американские дипломаты — все способствовало их разведывательной деятельности.
Но такая внешне беззаботная жизнь была отнюдь не легкой! Она требовала от них постоянного большого напряжения и огромной бдительности, ибо общественная «заметность» делали их и объектом наблюдения многими, в том числе и конкурирующими бизнесменами.
В такой сложной жизни помогал им их дружный, проникнутый взаимопониманием супружеский союз, ставший залогом успехов и на нелегальной работе и после возвращения домой.
Зная по опыту работу многих нелегалов — одиночек, понимаю, как тяжело им дается пребывание вдали от семьи, и могу сказать, что половина успеха разведывательной работы «Халефа» и «Бир» можно смело отнести на счет их счастливого семейного тандема.
Возвращаясь домой с приемов и встреч, где они не только вели внешне беззаботные разговоры, но впитывали в себя нужную информацию, а порой и проводили специальный разговор с нужной им доверенной связью, супруги усаживались за составление сообщений в Центр. Затем «Халеф» выходил из дома «покурить», а «Бир» шифровала подготовленную информацию или настраивала на нужную волну радиоприемник и принимала шифровку из Центра. Расшифровав ее, приглашала «Халефа» домой с его «сторожевого» поста.
«Бир», как и любой нелегал, очень скучала по родным, беспокоясь, как там живет больная мама. Письма из дома были довольно редкими, одно-два в год. Она могла посылать свои не чаще. Посылая весточку о себе, писала без особых подробностей, в пределах сообщенной дома легенде о ее «командировке» куда-то «на Север». Каждая отправка почты в Центр была связана с риском. И свое письмо ей нужно было сфотографировать, заделать в маскировочный «контейнер», затем заключить в тайник, не зная дальше судьбу письма и сколько времени займет его доставка в Москву, а потом в Ашхабад.