Женское образование в России
Шрифт:
«Правила» приглашали наставников «давать такое направление своему преподаванию, чтобы им не только обогащался ум, но и развивалось, облагораживалось чувство, утверждалась в добре воля. И в мужчинах, – отмечали «Правила», – одно только знание без облагороженного и развитого чувства мало имеет цены, а в женщинах решительно пагубно; оно делает их сухими, надменными эгоистками, неспособными к добросовестному, искреннему отправлению тихих семейных обязанностей».
Комментируя эти фрагменты «Правил», Д. Д. Семенов отмечал, что «успехи детей и направление заведения ставились, следовательно, в зависимость от совокупных усилий и работы всей педагогической корпорации заведения, а не от одних начальствующих лиц».
Заботясь о соблюдении разумной дисциплины и порядка
«Понятие о порядке в классе часто понимается совершенно превратно, а потому и требует… точного изъяснения. Истинный педагогический порядок класса состоит не в мертвой тишине и не в однообразном, неподвижном физическом положении детей; как то, так и другое, будучи несвойственно живой природе детей, налагает на них вовсе ненужное стеснение, крайне утомляет их, разрушает детское доверчивое отношение между наставниками и ученицами… Класс должен сколько возможно больше походить на семью; чем полнее будет это сходство, тем ближе будет и класс к своей истинной цели. А в благоразумных семьях никогда не требуют, чтобы дети сидели неподвижно и однообразно, чтобы они не смели смеяться или обратиться к старшим по поводу того, что кажется им непонятным. Уничтожение семейного элемента в общественных училищах убивает природную живость детей, омрачает Богом дарованную им веселость, истребляет доверчивость и любовь к наставникам и наставницам, к училищу, к самому учению, – в натурах энергических образует характеры скрытные, недоверчивые, разрушительные, в натурах мягких – ничтожные, совершенно безличные».
«Прибавим, – отмечал Д. Д. Семенов, – что теми же «Правилами» рекомендовалось лицам, заведующим училищем, обращать самое серьезное внимание на здоровье воспитанниц, наблюдать за обувью и одеждою воспитанниц, за тем, чтобы ученицы непременно приносили с собой завтрак, за возможно частым освежением воздуха в классах, за температурой классных комнат и т. д. Все это было ново для того времени, но «Правила» не были мертвою буквою, а вытекали из принципов организуемого заведения, из самой жизни заведения, а потому охотно исполнялись как учащими, так и учащимися» [158, с. 48—50].
На «Правила», созданные Н. А. Вышнеградским, писал В. Я. Стоюнин в 1884 г., «мы должны смотреть, как на протест против той укоренившейся рутины, которая господствовала в большей части тогдашних школ, и если теперь, через двадцать пять лет, не мешает многим прочитать их очень внимательно для собственного руководства, то тем более тогда они были новостью для огромного числа официальных педагогов… Поставленные на таких педагогических основаниях женские училища получили возможность правильно развиваться в тесном единении с семьею, которая приглашалась помогать школе своим содействием» [166, с. 221—225]. Этот опыт Н. А. Вышнеградского и его соратников, повторим, стал со временем достоянием всех новых средних женских учебных заведений России, достоянием отечественной школы в целом. Свое значение он полностью сохраняет и в настоящее время.
Развитие всесословной открытой женской школы в рамках Министерства народного просвещения в конце 1850-х гг. было более трудным и драматичным. Поначалу практически единственной средой ее энергичной поддержки было передовое русское учительство, деятели просвещения, выразившие во многих местах России готовность служить ей безвозмездно, преподавать в новых женских училищах без всякого вознаграждения за свой труд. Этот пример подвижничества был тем более значим, что в значительной части общественного и бюрократического сознания сохранялось негативное отношение к новой женской школе, вплоть до полного ее неприятия.
Газеты и журналы тех лет дают немало тому свидетельств. Когда весной 1858 г. педагоги херсонской мужской гимназии предложили создать в городе женское училище и выразили готовность преподавать в нем бесплатно, городское общество ответило, что «по бедности своей не предвидит надобности в заведениях для детей женского пола» [ЖМНП, 1862, т. 113]. В семи городах Рязанской губернии городские общества также отказались от предложения создать женские училища. Егорьевские купцы и мещане прямо заявили, что «никакой пользы от женских школ они не предвидят». В Ярославской губернии дворяне категорически отказались от устройства женского училища, мотивируя это тем, что они воспитывают своих дочерей в пансионах и институтах; купцы же считали лишним давать образование девицам, а мещане и ремесленники находили образование своих дочерей делом бесполезным, если не вредным [Журнал для воспитания, 1860, т. VII, с. 67]. И так было во многих городах и губерниях России.
И все же принятие Положения о женских училищах 1858 г. сдвинуло дело с мертвой точки. 19 июля того же года министр внутренних дел С. С. Ланской разослал циркуляры губернаторам и губернским предводителям дворянства с приглашением дворянства и городских сословий к пожертвованиям на женские училища и сообщил, что Министерство внутренних дел готово содействовать этим училищам временными пособиями из доходов городов и приказов общественного призрения. Ланской предлагал создавать женские училища на базе существующих пансионов, оказывая их содержателям необходимую поддержку, а также преобразовывать в женские училища местные детские приюты.
Циркуляры министра внутренних дел вызвали двойственное впечатление. С одной стороны, они усилили недовольство новым правительственным начинанием. Так, городская дума Великого Устюга заявила: «Предписание министра внутренних дел об открытии женской школы слышали, но участвовать в открытии оной не согласны» [203, с. 9]. С другой стороны, некоторые губернаторы, местные руководители образования, передовое учительство, опираясь на эти циркуляры и на Положение 1858 г., стали активнее побуждать население к устройству женских училищ, обращаясь главным образом к купечеству.
Одним из первых идею создания новых женских училищ поддержало тверское купечество. 29 апреля 1858 г., еще до утверждения Положения о женских училищах, оно составило «приговор», в котором говорилось: «Купечество города Твери, с благодарностью сознавая высокую цель правительства об открытии женского училища, единодушно желая основать такое училище в городе Твери и стремясь положить совершенно прочное начало этому вполне благотворительному заведению, пожертвовало по приговору своему… ежегодно по 2% с рубля гильдейских пошлин, вносимых в казну, в течение первых пяти лет, что составит до 2500 рублей в год, и единовременно 1190 рублей на обучение 25 беднейших девиц…» Всего тверским купечеством было собрано 16 490 руб. Шестиклассное училище было открыто на базе частного женского пансиона с условием, что в нем должны воспитываться «дочери бедных граждан, оказавших какие-либо заслуги перед обществом» [Журнал для воспитания, 1858, т. IV, с. 80].
Вскоре аналогичные пожертвования в пользу женских училищ были сделаны купечеством еще в четырех городах Тверской губернии – Кашине, Калязине, Бежецке и Весьегонске, а также в Вологде, Харькове и Нижнем Новгороде. Кроме того, в Нижнем Новгороде преподаватели гимназии, Александровского института и уездного училища предложили свой даровой труд в новом женском училище [203, с. 24].
Для устройства женских училищ в конце 1850 – начале 1860-х гг. наибольшие общественные усилия были предприняты в Вятской губернии. Эту просветительскую традицию с середины 1860-х гг. горячо поддержало созданное тогда Вятское земство, которое часто называли «крестьянским» ввиду фактического отсутствия в нем дворянского элемента. В течение всей второй половины XIX в. Вятское земство, по сути, лидировало во всех российских просветительских начинаниях.