Женя и Дженни, или Вампир из 1Б
Шрифт:
— Да, если Браун — то коричневый, — подтвердила Женя серьезно. И спросила: — А бабушку?
Женя была пытливой девочкой. Пытливой и настойчивой.
— Бабушку зовут Яни Силки Фел, — прочитала мама.
— Понятно, — сказала Женя, — хорошая у нашей Дженни семейка. Ни одного русского имени.
— Да уж, — подтвердила мама, — здесь есть еще и Ретривер Глэдис, и Випер Ван Балкенхоф.
Казалось, мама была озадачена.
— Да, хозяйка Силки недаром была такая торжественная, когда вручала мне Дженни. Она сказала, что я совершаю очень выгодную покупку.
— Ну, конечно, — сообразила Женя, проявляя странные для ее возраста задатки бизнесмена, — ведь когда у Дженни будут щенки, мы их продадим еще дороже.
— Этого только не хватало, — сказала мама, — чтобы я спекулировала щенками. Мы раздадим их в хорошие руки.
— А как ты определяешь — какие руки хорошие, а какие нет? — спросила Женя.
Но на этот вопрос мама не ответила. Наверное, подумала Женя, не ответила потому, что сама не знала ответа, ведь так сразу хорошие руки не определишь.
— Ах, вот, это, кажется, ближе, — сказала мама. И громко провозгласила: — Анрайволд Джой Рус Кэрлинг.
— И ты думаешь, — спросила Женя, — это русское имя?
— Ну, не знаю. Здесь написано Рус.
— Ах, Рус Кэрлинг, наверное, тоже англичанин. Но только русый.
— Ирландец, может быть. Кстати, — вдруг сказала мама загадочно, — а ты знаешь, как на самом деле зовут твою собаку?
— Знаю, — сказала Женя, — ее зовут Дженни.
— Нет, не знаешь. Дженни — это ее домашнее имя. А по документам она — Дилайт Рус Ретривер.
— Вот еще, — сказала Женя, — пусть по документам она и Дилайт, а у нас она — Дженни. Правда, Дженни?
Собака посмотрела на хозяйку и чуть шевельнула хвостом. Глаза у нее были сонные.
— Ты плохо занимаешься английским, — сказала мама тем тоном, который Женя любила меньше всего. — Что в переводе означает Дилайт? Ну-ка возьми словарь.
— Ах, — вспомнила Женя без словаря, — Дилайт — это же радость!
— И блаженство, — добавила мама.
— Спи, спи, моя хорошая Дженни. Моя Дилайт. Моя дорогая пса.
Последнее случайно вырвалось у Жени, но мама чуть не захлопала в ладоши. И весело рассмеялась. И привлекла дочь к себе, что, кстати, делала не часто. И не потому, что не любила Женю. Просто сама Женя не очень любила нежности. Нежности, как она это называла, это когда взрослые теребили ее как куклу.
— Какая ты у меня дурочка, — ласково сказала мама.
— Вовсе не дурочка. Подумай сама. Конечно, Дженни у нас — пса, — обиженно сказала Женя. — Ведь пес — это когда мальчик. А девочка — значит, пса, неужели не ясно.
Общество на бульваре
Утром на бульваре, когда здесь с Дженни бегал дедушка в покусанных кроссовках — он все никак не мог собраться купить новые — было не очень весело. Потому что все торопились на работу и прогуливали своих собак наспех, кое-как. Много интереснее на бульваре бывало по вечерам, потому что, едва по телевизору начиналась программа Время, здесь собиралось очень много собак.
Женя очень любила эти вечерние прогулки с дедушкой и Дженни. К тому же, если вечером мама не шла в театр или на концерт, гулять с Женей и Дженни отправлялась она.
Мама Жени с недавних пор тоже очень полюбила эти прогулки. Быть может потому, что Дженни уже познакомилась с лохматым Афоней, а мама — с его хозяином, который оказался кем-то вроде артиста: носил усы, поверх пиджака — закрученный на шее красный шарф, и плохо заботился о своем здоровье — курил трубку.
Дженни подросла, окрепла и уже освоилась не только в квартире, но и во дворе, и на бульваре, и открыла для себя полный новых запахов большой мир. Сначала, правда, Дженни пугалась трамвая, но потом и к трамваю привыкла. Теперь она могла общаться почти на равных даже со взрослыми собаками. А поскольку она была дружелюбна и вежлива, — собаки ведь похожи на своих хозяев, это давно известно, — то у нее скоро завелось на бульваре много хороших друзей.
По вечерам на бульваре собиралось собачье общество. Черно-белая бернская овчарка Марта, большая и ласковая, любила прихватить Дженни за ухо, но когда та взвизгивала, отпускала и лизала младшую подругу. С ней гуляла знакомая Жениной бабушки из соседнего подъезда Нина Николаевна, которая всякий раз говорила Жене:
— Ты в следующий раз непременно пригласи с нами погулять твою бабушку, что она все сидит взаперти.
— Бабушка готовит дедушке ужин, — отвечала Женя. — И вообще она у нас дальше магазина не ходит.
— Понимаю, — вздохнула Нина Николаевна, — я бы и сама не ходила, да только внуки собаку завели, а гулять не хотят.
— Ветреная пошла молодежь, — сочувственно говорила Женя и тоже, как и Нина Николаевна, качала головой.
Впрочем, когда появлялся собрат Марты по породе Данила, то она убегала с ним в дальний конец бульвара, тут же забывая про младшую подругу. Что ж, Дженни, наверное, тоже побегала бы с Данилой, но тот был очень взрослый и носился такими прыжками, что никак было за ним не угнаться. А Женя думала: как же он пасет овец в своих Альпах, когда он такой непоседливый. Это Нина Николаевна всё ей объяснила про Марту, про Альпы и про овец.
Двортерьер, как называла породу своей собаки его хозяйка Ира, по имени Гай оказался довольно мрачным типом. Он не имел никакой специальности, на девушек не обращал внимания, а сосредоточенно обнюхивал каждый столб и каждый ствол и то и дело задирал ногу. Как хорошо, что у нас пса, а не пес, думала Женя, ведь если бы Дженни была пес, то и ей приходилось бы так же часто задирать ногу. А это не только неинтеллигентно, но и, должно быть, страшно утомительно.
С немецкой овчаркой Эммой гуляла тетя Зоя, которая была страшно разговорчива. Хорошо хоть она появлялась, когда программа Время кончалась, потому что тетя Зоя, хоть и не интересовалась новостями спорта, не могла пропустить прогноз погоды. Впрочем, политические новости ее тоже не интересовали, а прогнозом погоды она охотно делилась, ведь многие, гуляя на бульваре, не успевали узнать, что завтра обещали заморозки ночью, вы представьте себе этот ужас.