Жестокий урок

От автора

Данная повесть является строго документальной. Она написана в 1989 году по материалам спецхрана УГВИА СССР.

(Отредактирована автором в 2001 году.)

23 августа 1905 года неудачно закончилась для России война с Японией. Был подписан Портсмутский мирный договор, согласно которому к Японии отошла половина о. Сахалин. Много полегло русских солдат на полях Маньчжурии, а на дне моря покоились остатки разбитой эскадры адмирала Рожественского. Бывший главнокомандующий войсками в Маньчжурии старый боевой генерал А.Н. Куропаткин, затравленный бульварной прессой, молча переживал свой позор. Беспринципные писаки (как, например, пользовавшийся тогда немалой популярностью В.А. Апушкин) утверждали, будто бы русская армия потерпела поражение исключительно по вине Куропаткина. Генерала обвиняли в бездарности, нерешительности и прочих грехах. Но это вовсе не соответствовало действительности.

Печальный итог русской-японской войны имел глубокие корни, и одной из главных причин поражения армии явилась неудовлетворительная организация разведывательной службы.

Достоверная информация о противнике в Дальневосточном регионе

была нужна русскому командованию как воздух. Но вот она-то как раз полностью отсутствовала. Вне всякого сомнения определенную роль сыграли здесь презрение к азиатам [1] , а также весьма специфические условия, в которых приходилось работать русским военным агентам в Японии. Вместе с тем это было всего лишь отражением общего состояния дел, хотя и очень ярким.

Надо отдать должное – после войны руководители военного ведомства России внимательно изучили горький опыт нашей разведки и сделали соответствующие выводы.

Последуем же и мы их примеру...

В начале века в Китае действовали три русских военных агента (или, как их сейчас называют, – атташе), три в Маньчжурии и по одному в Японии и Корее. Свои донесения они направляли в Главный штаб и штабы ближайших военных округов. Первое, что сразу бросалось в глаза, – отсутствие четкой организации! Агенты были людьми неглупыми, получившими хорошее военное образование. Но организационные неполадки являлись мощным тормозом в налаживании эффективной работы. Атташе не имели контакта между собой, а их взаимоотношения с ближайшими войсковыми штабами строились в зависимости от личных симпатий. Многие весьма важные и срочные донесения по традиции посылались письменными рапортами, а не телеграммами и потому попадали к адресату с большим опозданием. Поскольку вышеуказанные разведчики работали в странах, не заслуживающих, по мнению военного руководства, особого внимания, министерские чиновники крайне неохотно финансировали их деятельность. Так, например, агенты в Японии и Китае неоднократно обращались к наместнику на Дальнем Востоке с просьбами командировать к ним строевых офицеров в качестве помощников. Однако наместник не имел денег для выплаты этим офицерам дополнительного содержания, без которого жизнь за границей была просто немыслима.

21 января 1903 года наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.А. Алексеев отправил начальнику Генерального штаба генерал-лейтенанту В. В. Сахарову шифрованную телеграмму: «Считая крайне желательным в интересах своевременного получения необходимых для области сведений, чтобы агенты в Тяньцзине, Шанхае и Японии имели в своем распоряжении офицеров по одному на каждого, прошу о предоставлении мне права командировать таковых со вверенных мне войск с производством им добавочного содержания применительно приказу 1889 года № 248, а именно – 300 рублей подъемных, 15 франков суточных, что на троих составит годовой расход в 7000 рублей».

Начальник Главного штаба Виктор Викторович Сахаров не верил, что армия «макак» может представлять сколько-нибудь серьезную угрозу для Российской империи. Совсем недавно русские войска наголову разгромили многочисленных китайских ихетуаней, или, как их называли в Европе, «боксеров», которые подняли восстание против «белых чертей» и воображали, будто приемы ушу вкупе с исполнением оккультно-мистических обрядов сделают их неуязвимыми [2] .

Презирая желтую расу, В.В. Сахаров, назначенный в начале 1904 года военным министром, вплоть до самого окончания войны так и не изменил своего отношения к японцам – не поверил в силу японской армии, объясняя все неудачи на фронте исключительно ошибками А.Н. Куропаткина.

А в начале 1903 года он тем более не видел повода для беспокойства. Телеграммой от 29 января 1903 года военный министр лаконично ответил наместнику: «Выделение дополнительных финансовых средств для усиления разведки в Японии и Китае не представляется возможным».

Еще одна причина провала русской разведки в странах Дальнего Востока – отсутствие сети тайной агентуры и незнание военными атташе местных языков, особенно японского (японский язык в то время вообще не изучался в академии Генерального штаба). Языковой барьер стал непреодолимой преградой для разведчиков. Вот донесение военного агента из Японии в Главный штаб от 21 марта 1898 года: «...эта тарабарская грамота исключает возможность пользоваться какими-либо случайно попавшимися в руки негласными источниками, она ставит военного агента в полную и грустную зависимость от добросовестности японца-переводчика. Положение агента может быть поистине трагикомическим. Представьте себе, что Вам предлагают приобрести весьма важные и ценные сведения, заключающиеся в японской рукописи, и что для Вас нет другого средства узнать содержание этой рукописи, при условии сохранения необходимой тайны, как послать рукопись в Петербург, где проживает единственный наш соотечественник, знающий настолько письменный японский язык, чтобы быть в состоянии раскрыть содержание японского манускрипта. Поэтому для военного агента остается лишь один исход – совершенно и категорически отказаться от приобретения всяких секретных письменных данных, тем более что в большинстве случаев предложение подобных сведений со стороны японцев будет лишь ловушкой».

Из-за отсутствия сети тайной агентуры военным агентам в дальневосточных странах приходилось довольствоваться в основном данными официальной статистики или случайными сведениями из непроверенных источников. В 1902 году командование Приамурского военного округа подняло вопрос о создании в Японии, Корее и Китае широкой сети тайной агентуры из числа местных жителей и иностранцев, однако Главный штаб, опасаясь дополнительных расходов, ходатайство отклонил [3] . Все это в совокупности фактически парализовало работу военных атташе. Бедолаги пребывали в глубоком отчаянии. А в начале 1902 года наконец-таки забеспокоились в Петербурге. Дело в том, что генерал-квартирмейстер Главного штаба вдруг заметил, что из Японии и Кореи поступает очень мало разведывательных донесений, а содержащаяся в них информация не представляет стратегического интереса. Хотя, по мнению многих высших сановников, «обезьяньи» государства не заслуживали особого внимания, сложившееся положение в разведке вызвало определенную тревогу.

В то время военными агентами в Японии и Корее являлись офицеры Генерального штаба полковники Б.П. Ванновский и И.И. Стрельбицкий. В свое время они не получили никакой специальной подготовки. Но ни для кого не секрет, что гораздо проще наказать за плохую работу рядового исполнителя, чем устранить причины, заставляющие работать его подобным образом. И генерал-квартирмейстер Я.Г. Жилинский обрушил «громы-молнии» на головы военных агентов (нашел-таки «стрелочников»).

В феврале 1902 года оба получили из центра секретные предписания, в которых, кроме указания на необходимость более частых и своевременных донесений, предлагалось ответить на конкретные вопросы о состоянии японских и корейских вооруженных сил. С заданиями «Центра» военные агенты, естественно, не справились, и 4 июля 1902 года «стрелочников» уведомили о снятии с должностей. Правда, вслед за тем генерал-квартирмейстер решил дать «нерадивым» шанс реабилитироваться и послал Ванновскому со Стрельбицким шифрованные телеграммы, где приказывал в шестимесячный срок составить военно-статистическое описание Японии и Кореи и обещал – «в зависимости от исполнения работ по описанию будет сделана военным министром оценка прав ваших на дальнейшее служебное движение» [4] .

Среди документов Главного штаба сохранился рапорт военного атташе в Корее полковника И.И. Стрельбицкого, отправленный из Сеула в Петербург 13 декабря 1902 года. В нем, как в зеркале, отразились организационные неполадки, свойственные русской разведке на Дальнем Востоке: «...сведения обо всем происходящем в Корее я регулярно представлял краткими телеграммами и затем, более подробно, – почтой, до получения в апреле 1898 года указания Главного штаба не касаться ни политических, ни внутренних дел страны... Прекратив подобные донесения, я ограничился с тех пор изучением страны как театра военных действий и собиранием материала для карты и описания Кореи. Я постараюсь ныне возобновить донесения об общем положении дел, но не могу представить первого подробного очерка немедленно, так как для этого необходимо подобрать материалы, возобновить многие знакомства, запущенные с 1898 года, и так далее, что едва ли удастся исполнить в короткий срок».

Много времени отнимали у военного агента многочисленные обязанности, не связанные непосредственно с ведением стратегической разведки. «...Относительно недостаточности вообще моих донесений в прошлом и настоящем годах, – писал далее Стрельбицкий, – я прошу разрешения доложить, что первую половину прошлого года я был занят расследованием вопроса о провозе японцами военной контрабанды в Маньчжурию, некоторыми статистическими работами, не давшими отчетного материала по выяснившейся неверности официальных корейских цифр, и изготовлением для штаба Приамурского военного округа туземных карт. В мае и июне у меня была на руках весьма сложная работа по сбору сведений о передвижениях на границе шаек хунхузов [5] Лю Таньцзы и о предполагавшемся тогда возможном переносе ими беспорядков в пределы Кореи. Во вторую же половину года я действительно не мог исполнять каких-нибудь работ по должности военного агента, так как с 27 июня по 30 октября ездил по приказанию Главного штаба в Хабаровск, а затем по возвращении в Сеул занят был исключительно организацией работ по исследованию Кореи присланными для этого офицерами, составлением для них программы, инструкций, заготовлением снаряжения и так далее, а также перепиской по всем этим вопросам со штабом округа [6] . За отозванием в феврале назначенных офицеров дело остановилось на чисто подготовительной ступени и не дало никаких результатов. Наконец, нынешнее лето употреблено на проверку новых сведений, сообщенных из Порт-Артура и Хабаровска, относительно провоза оружия в Маньчжурию и поездку за границу для сбора там каких-нибудь данных, которые могли бы служить руководящей нитью в расследовании этого сложного дела».