Жестокий век
Шрифт:
– Сын! Мой сын!
Из глаз Борте брызнули слезы. Не пряча лица и не вытирая слез, она улыбалась какой-то замученной и в то же время счастливой улыбкой.
Глава 12
Утренний холод вползал под овчинное одеяло и студил расслабленное сном тело. Джамуха в полудреме придвинулся к теплому боку жены, поправил одеяло, но заснуть уже не мог.
В дымнике юрты голубело небо и капелькой дрожала угасающая звезда. Дверной караульный ходил вокруг юрты и гнусаво пел про то, что длинная ночь прошла благополучно, высокородного нойона и его золотую хатун никто
Уржэнэ лежала на спине – глаза плотно закрыты, дыхание колеблет завиток шерсти одеяла, подтянутого к подбородку, прядь длинных черных волос пересекла лицо. Джамуха взял прядь, толкнул кончик в нос Уржэнэ. Она громко чихнула, открыла глаза.
– Вставай, золотая хатун.
Поеживаясь от холода, она поднялась, разожгла очаг. Юрта наполнилась запахом дыма аргала. Джамуха любил этот запах и сухое тепло очага, лежал, блаженно потягиваясь, слушал, как просыпается курень. Проскрипели колеса телеги, щелкнул кнут, взвизгнула собака. Караульный уже не пел, ходил, покашливая и что-то бормоча себе под нос.
– Караульный!
Дверной полог поднялся. Холодный воздух вкатился в юрту, смешался с дымом и устремился вверх. На смятой траве на земле перед юртой лежал седой иней. Караульный, сгибаясь, переступил через порог, склонился еще ниже, кланялся.
– Закрой полог! Можешь идти и есть свой сыр и пить молоко. Но если еще будешь по утрам будить меня песнями… Иди. Пошли моего брата Тайчара сюда.
Джамуха встал, накинул на плечи халат, сел к очагу, поставив босые ноги к горячим камням. Над огнем в низком широком котле жарилось мясо. На маленький, коротконогий столик Уржэнэ поставила две чашки с кумысом и медную тарелку с желтоватыми лепешками сушеных молочных пенок и снежно-белым рассыпчатым творогом.
– Ешь.
– Я подожду мяса.
– Наваливайся на белую еду40. Скоро ее будет совсем мало. – Уржэнэ помешала шипящее, дразняще пахнущее мясо, подцепила кусочек, обжигаясь, разжевала. – Скоро будет готово… Не люблю я осень… А еще больше зиму. Холодно. Ночи длинные.
– Зиму и я не люблю. Осень – другое дело.
Пришел Тайчар, сел к столику, скрестив ноги, достал нож.
– Ну, я готов.
– Есть, что ли? – усмехнулся Джамуха. – Есть, братишка, все всегда готовы.
Джамуха любил своего младшего брата. Горячий, резкий, он ничего на свете не боится, настоящий степной удалец. Окрепнет, войдет в силу – будет хорошей опорой.
– Тайчар, я вчера видел пролет гусей. Возьмем трех-четырех нукеров и поедем на озера.
– А меня оставляешь? – спросила Уржэнэ.
– Возьмем и тебя. Но больше никого. Хочу отдохнуть от людей… Эх, добыть бы где кречетов, таких, как у хана Тогорила… Что может быть лучше охоты с ловчей птицей!
– И без кречетов настреляем, – сказал Тайчар, отломил кусок лепешки, запихал в рот. – Э, а мы разве не кочуем?
– О какой кочевке говоришь?
– От Бэлгутэя слышал: завтра кочуем на зимние пастбища. Шаман гадал на внутренностях барана и нашел, что этот день благоприятный.
– Вот как… Перекочевка… – Вдруг рассердился: – Уржэнэ, сколько я буду ждать мяса!
Шаман. Опять этот шаман. И с ним Тэмуджин. Прежде чем выбирать день для перекочевки на зимние пастбища, могли бы поговорить с ним. Или его слово для Тэмуджина уже ничего не значит? И это – анда! Уж не считает ли названый брат, что стал владетелем и его племени? Слух идет, что анда со своими родичами много говорил о хане Хабуле, о хане Амбахае, ему же об этом – ни слова. Вот тебе и одна душа, одна судьба…
– Просил есть, а сам сидишь… – с обидой сказала Уржэнэ.
Мясо стояло на столике. Обжаренные кусочки, присыпанные перьями дикого лука-мангира, слегка дымились, но есть ему расхотелось, мясо показалось слишком жестким и чрезмерно жирным.
– Так собираться на охоту или нет? – спросил Тайчар.
– Подожди…
Он оделся в свой лучший халат, прицепил к поясу нож с серебряной цепочкой, вышел из юрты. Солнце уже растопило иней, трава и земля были мокрыми, как от летней росы. В юрте Тэмуджина полукругом, по правую и левую руку от хозяина, сидели Даритай-отчигин, Сача-беки, Боорчу, Джэлмэ, младшие братья Тэмуджина, шаман и какой-то незнакомый Джамухе молодой парень со строгим не по возрасту лицом. Баурчи Шинкур, суетливо-расторопный, услужливый, черпаком доставал из кадки, сшитой из воловьей кожи, тарак и подливал в чаши гостей. Борте сидела у очага и кормила грудью сына Джучи.
Тэмуджин подвинулся, освобождая место рядом с собой, и пригласил Джамуху. Но Сача-беки вроде бы ненароком передвинулся на освобожденное место: не хотел сидеть ниже Джамухи. И Джамуха не пошел к ним, присел рядом с Борте.
– Я только что поел…
– Анда, видишь, какой нукер ко мне пришел! – Тэмуджин показал на строгого парня. – Это брат Джэлмэ, Чаурхан-Субэдэй, сын одного из мудрейших людей… Жаль кузнеца Джарчиудая. Если бы он пожил еще немного, увидел бы, что я его желание исполнил…
Джамуха смотрел на Тэмуджина. Анда весел, доволен, таким он бывает всегда, когда к нему приходят из чужих куреней крепкие, сильные парни. У него какая-то ненасытная жадность на людей, кажется, всех бы подвел под свою руку. На что-либо другое он не жаден. С легким сердцем может отдать все. Недавно его нукеры отогнали от татар табун лошадей. В этом табуне оказалась чалая кобылица редкой красоты и резвости. У Джамухи разгорелись глаза. Тэмуджин заметил это, подал аркан – лови, твоя. Джамуха был удивлен. Будь на месте Тэмуджина он сам, ни за что бы не отдал кобылицу. Щедр анда, надо сказать, не только с ним, даже для простого нукера ничего не пожалеет, если нукер сумеет угодить ему. Чем угодил этот парень Тэмуджину? Сын кузнеца молод. Ну, брат Джэлмэ. Так это не много, чтобы приблизить его к себе, посадить рядом с нойонами… А что, если попросить у Тэмуджина парня? Отдаст или нет? Если не отдаст, разве он анда?
– Тэмуджин, из парня получится хороший нукер, добрый спутник в дороге, острый меч в нападении и крепкий щит в отступлении. Подари парня мне.
– Анда Джамуха! Чаурхан-Субэдэй завещан мне мудрым Джарчиудаем. Так могу ли отпустить его вопреки завету старого человека?
Джамуха кивнул – правильно. Все правильно. Никому ни одного воина не уступит анда. Далеко устремился своими мыслями. Но не слишком ли далеко? И не слишком ли рано возвел себя в большие владетели? Не слишком ли низко ценишь его, Джамуху? Видно, мало знаешь… Что ж, можно и образумить… Было время, он и самого хана Тогорила умел заставить делать то, что хотелось.