Жестокое эхо войны
Шрифт:
– А чего не Егорова?
– Егоров в морге на опознании. Он многих матерых в лицо знает, вот и взялся лично поглядеть на убиенных.
– А ребята с броневичка как? Живы?
– Не поверишь – ни одной царапины! Их уже к наградам представили.
– Молодцы.
– Так что, Саня, когда вас с Баранцом ожидать? Вы сейчас пригодились бы.
– Мы освободимся только к вечеру – в семь тридцать или около восьми. Раньше никак. У нас тут тоже приказ с самого верха, – вздохнул Александр.
– Хорошо, Саня, занимайтесь. А как освободитесь – сразу дуйте в отдел. Мы уж вас тут встретим как полагается…
У
Комдив уважал командира разведчиков. Все ж таки огромный опыт, авторитет, редкое по тем временам высшее образование, партийность, боевые ордена. После Победы он долго уговаривал Василькова остаться в строю, предлагал отправиться на учебу в академию. Но тот отказался, планируя поскорее вернуться к мирной жизни, к любимой профессии геолога.
Приехав в столицу, где он родился и вырос, Александр наведался в Московское государственное геологическое управление. Из этого управления до войны его отправляли в полевые командировки, здесь он призывался в армию, отсюда уходил на фронт. Увы, почти все сотрудники находились в эвакуации в Семипалатинске, лишь несколько человек присматривали за пустым зданием. Пришлось перекраивать планы, искать другую работу.
Спустя полторы недели он устроился учеником слесаря на крупный номерной завод. Ужасающее однообразие будущей работы удручало. Васильков прекрасно понимал, что всякий честный труд почетен, что авиамоторный завод выпускает очень нужную для страны продукцию, но ничего поделать с собой не мог. Со времени командировок на Урал, где ему довелось бродить по бескрайним холмистым просторам, дышать чистейшим лесным воздухом и самому планировать свой рабочий распорядок, он не представлял себя в замкнутом душном пространстве. Видимо, поэтому так легко прижился в разведке, где ради выполнения поставленной задачи ему предоставлялась полная свобода действий.
Сложно предположить, чем бы закончился мучительный эксперимент, если бы в один из вечеров после рабочей смены Александр не заглянул в прокуренный пивной павильон. Взяв пару кружек пива, он устроился на свободном местечке и вдруг услышал свое имя. Приглядевшись, он распознал сквозь сизый табачный дым фронтового товарища – Ваньку Старцева.
Потискав друг дружку в объятиях, они покинули шумную пивную и долго потом сидели на лавочке в сквере под темнеющим майским небом. Вспоминали боевых товарищей, рейды по немецким тылам, рассказывали о себе… Расставшись в сорок третьем, они так и не имели известий друг о друге.
В тот день Александр узнал о службе Ивана в МУРе. Тогда же получил от него предложение попробовать себя в сыскном деле. И тогда же, не раздумывая, согласился.
Работа шла споро, однако до обеда планируемую половину объема сделать не удалось. «Точно придется сидеть часов до восьми», – с грустью подытожил Васильков, прерываясь на обед.
Обедать из Таганского военкомата бегали за квартал в небольшую столовку при бухгалтерских курсах. Кормежка там была скудной, но выбора все равно не было – все понимали: не ресторан. Проглотив по порции
За полсотни метров до входа в старый корпус Александр бросил взгляд назад. И снова приметил троих знакомых типов с папиросами между фиксами из белого металла.
Поднявшись в кабинет, Васильков подошел к окну и осторожно выглянул на улицу. Незнакомцы «паслись» в переулке, через дорогу от главного входа.
– Кого высматриваешь? – поинтересовался Туманов.
– Какие-то охламоны ходят за мной.
Подполковник встал рядом, пригляделся…
– Впервые их вижу. По возрасту похожи на призывников.
– На кой я сдался вашим призывникам?
– Они же не знают, что ты прикомандированный из МУРа. Просто заметили, как ты вышел из военкомата, и поперлись следом.
Объяснение Василькова не устроило, и он продолжал непонимающе смотреть на Туманова.
– Ну, к примеру, хотят договориться с тобой об отсрочке от призыва или что-то в этом роде, – разжевал тот непонятливому сыщику.
Сомнений не убавилось, Александр повел плечами:
– Что-то не очень-то они похожи на призывников. Самому старшему восемнадцать или чуть поболе, а двум другим и по шестнадцать не дашь. Опять же, фиксы, одеты как блатные в третьем поколении…
– Придираешься как профессиональный сыщик, – засмеялся Туманов, возвращаясь к своему столу. – А нам тут знаешь с какой шантрапой приходится работать? Порой тепленькими забираем, прямо с гулянок по случаю амнухи.
– По случаю чего?
– Амнистию блатные так величают. Он карманы чистил в транспорте, квартиры обворовывал или людей калечил. Отсидел и, как говорится, чист перед законом. Полностью восстановлен в правах. Раз такое дело – нам положено его взять на учет. Ежели медицина пропускает, то бреем налысо, обряжаем в форму и ставим в строй. А вояки из этих типов – сам небось знаешь какие.
Усаживаясь за стол, Александр вздохнул:
– Знаю. Встречал на фронте…
Глава третья
Москва, Глотов переулок; июль 1945 года
На следующий день, в назначенный час Дед Сафрон вторично повстречался с Беспалым. На этот раз разговор проходил без алкоголя, в спокойной обстановке, на лавочке одного из московских скверов.
Перетерев на трезвую голову, главари порешили объединить свои банды, после чего осторожный Сафрон перешел к теме касательно последней наколки Вано.
– В «Гранте» мы неплохо заправились [20] , и я кое-что запамятовал, – начал он издалека. – Кажется, ты передал какие-то слова от Вано?
Беспалый оказался памятливее и даже подивился тому, что Дед повторяется. Уверенно мотнув чубом, он подтвердил:
– Отвечаю, Дед, Вано слово в слово передал базар «швейцара». Мол, свозят делишки в одно место, там лопатят, перечитывают и ставят метку.
– Метку? – вскинул седую бровь Сафрон. – Я вчера о ней от тебя не слышал.
20
Заправиться – пить спиртное, напиться.