Жестокость
Шрифт:
— И все же я уверен, Джон, что тебе удастся выследить зверя. Не мог ты растерять все свои навыки.
— Сегодня утром мне этого не удалось.
— Ну, будут и другие возможности.
Везерби пристально посмотрел на него.
— Коль скоро животное уже убило двоих, можно предположить, что оно не остановится и перед третьим убийством. Мне представляется это вполне логичным.
— Ты все-таки считаешь, что это зверь?
— Несомненно.
— Я тоже склоняюсь к такой мысли. Но какое животное способно оторвать человеку голову?
— Интересно было бы выяснить
— Интересно? Бог мой, Байрон, что ты говоришь? Ведь уже два человека погибли. Разве это увеселительная прогулка?
Байрон невозмутимо отхлебнул кофе.
— Охота, Джон, всегда должна приносить удовольствие, и ты знаешь это не хуже меня. А если она к тому же превращается в необходимость, то человек получает от нее вдвое больше радости. Ну, а от опасной охоты — тем более.
— Да, пожалуй, меня это дело действительно задело за живое, — признал Везерби.
— Но оно может быть весьма опасным.
— Как бы то ни было, этот зверь способен убить человека.
— Какое у тебя оружие?
— Мой старый винчестер.
— Не много ли? — усомнился Байрон. Он вздохнул и снова пригубил кофе. — Ты же видел следы — они принадлежат не слишком крупному зверю. Впрочем, тебе всегда нравилось ходить с настоящими пушками. А от этого человек просто хуже целится, вот и все.
— Но им можно остановить зверя, — заметил Везерби.
— Да, тебе трудно возразить. Если это — главная твоя цель, то конечно. Но сначала надо попасть в него.
— Попаду. Меткость я пока еще не потерял.
— Ну что ж, хорошо. И как ты намерен отыскать его?
Казалось, Байрон действительно заинтересовался, и Везерби всем телом подался вперед, надеясь увлечь старого приятеля, заставить его переменить решение и присоединиться к охоте.
— Пожалуй, здесь не обойтись без наших старых приемов. Как на настоящей охоте. Попытаюсь пройти по свежему следу — в том случае, конечно, если он снова кого-нибудь убьет. Или выманить его на себя… дождаться, когда он сам меня отыщет.
— Ночью? На болоте? — глаза Байрона заблестели. — И правда, совсем как в старое доброе время. Помнишь того людоеда в Сунде?
Байрон кивнул в сторону стены. Везерби обернулся: на них смотрела оскалившаяся морда тигра. Да, Везерби хорошо помнил ту охоту. Они тогда оставили полуобглоданный труп крестьянина — индуса и стали поджидать, когда тигр вернется к своей добыче. Вдова несчастного выплакала все слезы от столь неподобающего обращения с телом ее покойного супруга, тогда как деревенский староста проявил больше благоразумия — или меньше эмоциональности, что, впрочем, в данном случае было одно и то же.
— Ты, Джон, тогда сидел на дереве, — заметил Байрон.
— А ты спрятался на земле рядом с телом. Я помню. Ты был совсем близко от него.
— А знаешь, Джон, ты никогда не ощущал подобной прелести… Мне, чтобы пойти на риск, надо всегда быть уверенным, что в нем имеется какой-то заряд позитивных эмоций. В конце концов, тот тигр должен был иметь одинаковые шансы спастись или умереть — в равной степени, как и я.
Везерби снова покосился на тигра. Он вспомнил неожиданно метнувшееся перед глазами оранжево-черное пятно, то молниеносное приближение смерти, которое олицетворял собой прыжок громадной кошки на своего палача. Байрон выстрелил с колена и тут же откинулся в сторону, тогда как тигр, уже смертельно раненый, продолжал лететь вперед и рухнул у корней дерева, на котором прятался Везерби. Джон тогда не успел даже прицелиться.
— К тому времени зверь убил уже более двухсот человек, Байрон. И там не шла, попросту не могла идти речь о каком-то возбуждении. Все, чего мы добивались, это убить его, а уж как, значения не имело.
Байрон тоже взглянул на трофей.
— Ты в самом деле считаешь, что жизни двух сотен невежественных и безмозглых созданий, настоящих варваров, могут сравниться с жизнью этого великолепного убийцы? Что ж, пожалуй, так. Но разве ты не понимаешь, что жизнь убийцы ярче жизни жертвы?
Везерби смотрел на него и никак не мог понять, шутит Байрон или нет. Даже в те давно прошедшие времена их молодости он в своих парадоксах не заходил столь далеко.
— Джон, ты обладал всеми теми качествами, о которых только может мечтать мужчина. Но тебе всегда недоставало философского взгляда на окружающую действительность. Ты бы мог добиться не меньше результатов, чем я. Ты не уступал мне в скорости, так же метко стрелял, да и реакция твоя была ничуть не хуже. Но ты сидел на дереве, Джон… — В этой фразе слышалось едва скрываемое презрение. Возможно, сделано это было без особого умысла, просто Байрон не смог скрыть интонаций своего голоса. — Я же попросту не мог дожидаться его в полной безопасности, не мог и сжимать в руках слишком мощное ружье, даже самый никудышный выстрел из которого наверняка свалил бы его наповал. В этом, Джон, суть наших с тобой расхождений во взглядах, и именно здесь гнездится причина твоего поражения.
Везерби больно укололи его слова, он напряженно застыл, сидя на краешке кресла.
— Я что, так уж сильно уступал тебе в чем-то? — спросил он.
— Почему же? Отнюдь. По-своему ты был вполне на уровне. Но говорю я сейчас не об этом. Не о способностях, не о достижениях. Я говорю о понимании. О стиле жизни. Я не говорил тебе, что пишу книгу? — Он встал и прошел через комнату. В углу на столе стояла старомодная пишущая машинка, заваленная ворохом бумаг. Байрон взял несколько листов, просмотрел их, потом положил обратно. — Это будет книга о моей философии, и я бы хотел, чтобы ты когда-нибудь ее прочитал. Возможно, тогда все поймешь. Сейчас она не вполне готова.
Он повернулся и посмотрел в окно. Земля как бы волнами убегала от дома, туман вдали, казалось, сливался с облаками.
— Или там, на болотах, — произнес Байрон.
— Что?
— Ночью на болотах. Может, там поймешь.
— Но ты со мной не пойдешь? — спросил Везерби.
— Видишь ли… Видишь ли, Джон, в принципе я не против. Как только ты почувствуешь перед собой добычу, то сразу начнешь совершать правильные поступки. Мне это нравится. Если бы я знал, что ты и сейчас тот же самый человек, которого я когда-то знал, я бы пошел с тобой — я добыл бы для тебя этого зверя. Но ты размяк, Джон. Теперь ты мне не пара.