Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
— К чему это ты?
— Стену головой, конечно, пробить можно, только здоровьем рискуешь. Проще обойти. Тогда в первопрестольную не пришлось бы мотаться. Для меня ксиву на месте организовать — что муху прихлопнуть. Есть люди, есть подходы. Один раз забашляешь — и никаких вопросов. Они ведь, крысы эти кабинетные, чего хотят? Хватануть то, что перед носом лежит, а я им в этом помогаю. Им корка достается, а мне мякоть. Вот так оно все и повернулось. Попомнишь мои слова: еще пара лет — и мы в России все решать
Впервые за все время разговора Жиган встретился взглядом с Чернявым и снова поразился, как много могут сказать о человеке его глаза: такая в них стояла беспросветная тьма.
— А что взамен? — спросил Жиган, выдержав паузу. — Бабки?
— Бабки — это шелуха, мусор, — ровным голосом сказал Чернявый. — Идея — вот главное. Без идеи мы останемся обезьянами, как «азеры». Мы, русские воры, должны Россию держать. Все зло в ней от «чурбанов». Согласен?
— Не знаю.
— Зачем тогда «азеров» мочил, если не знаешь?
Само собой. Чернявый знал, какие счеты были у Жигана с азербайджанцами. Город, в общем, небольшой, всем все обо всех известно.
— Тогда было другое дело, — закуривая новую сигарету, сказал Жиган. — Сейчас они меня не трогают.
— Сейчас не трогают, а завтра?
— До завтра еще дожить надо. Чернявый неожиданно позволил себе улыбку, но она получилась такой зловещей, что Жигана едва не передернуло.
— Дожить надо. Это верно. «Обезьяны» спят и видят, как бы меня на тот свет отправить. Только меня этим коням бздиловатым не взять. С тобой же они обосрались.
— Раз на раз не приходится. Ярость блеснула в глазах Чернявого.
— Я их всех положу, ни одного черножопого в городе не будет, — металлическим голосом проговорил он.
— Много крови будет, — заметил Жиган.
— Мертвых бояться, в морг не ходить, — презрительно хмыкнул Чернявый.
— Хочешь объявить войну?
— Она уже началась. Пацаны рвутся в бой.
— А ты что же?
— Сдерживаю пока.
— Что так?
— У «обезьян» по две «волыны» на рыло, а у меня голяк на базе — пара ржавых «наганов». Вот разживусь стволами, тогда черномазым хана придет.
— Где же ты собираешься стволы взять?
— Порядочные люди обещали помочь.
— Из столицы?
— Матушка Россия велика.
Жиган демонстративно поднял руку и посмотрел на часы.
— Торопишься? — спросил Чернявый.
— Надо бы к брату в больницу заглянуть.
— На крест всегда успеешь, — осклабился Чернявый.
— Ладно, базары базарами, а чего ты от меня-то хочешь?
— Хочу узнать, на чьей ты стороне. Ходили слухи, будто ты под «азеров» лечь собираешься.
Жиган не поверил своим ушам.
— Что?
— Да вот пошли базары, будто к тебе в офис «обезьяны» наведываться стали.
Несколько дней назад в новый офис кооператива «Радуга» действительно заходили двое азербайджанцев, которых дальше входной двери не пустили.
На вопрос охранника о цели своего визита они сбивчиво объяснили, что перепутали адрес. После чего сели в ожидавший их автомобиль и удалились восвояси.
Константин в этот момент отсутствовал и узнал о странных посетителях лишь на следующий день.
— Да мало ли какая шваль под окнами шатается! Я ни с кем не встречался и ни под кого ложиться не собираюсь.
— Значит, моя разведка что-то перепутала, — с подтекстом сказал Чернявый.
— Хреновая у тебя разведка, — коротко прокомментировал Жиган.
— Ну да Бог с ними. Я только предупредить тебя хотел по-честному. Кто под «азеров» ляжет, тому не жить.
Жигана уже начал тяготить этот разговор, а прозвучавшая напоследок недвусмысленная угроза и вовсе заставила его подняться из-за стола.
— Это все? — холодно спросил он. —Нет.
— Что еще?
— На тебя там несколько моих пацанов ишачат. Ты их на следующей неделе особо не загружай.
— Если они тебе нужны, пусть увольняются. Никого задерживать не стану, — отрезал Жиган, давая понять, что разговор закончен.
Он направился к выходу, чувствуя на себе тяжелый взгляд, который буквально жег ему спину.
Возле крайнего столика, где Терентий сильно заикающимся голосом рассказывал какую-то лагерную историю из своей жизни, Жиган остановился.
— Я ухожу.
Прервавшись на полуслове, Терентий умолк.
— Жиган, я это… ик… останусь… Тут братаны… мы с ними это…
Двое братков, сидевших за столом вместе с Терентием, подняли головы и посмотрели на Жигана.
Он вынул из кармана брюк ключи и бросил их на столик.
— Тогда сам домой добирайся.
— Я это… а ты?
— Прогуляюсь пешочком, мне полезно.
— Н-ну, как знаешь.
Жиган прошел мимо Шварценеггера, со скучающим видом болтающегося у входной двери.
Охранник глянул на него, как на пустое место, и отвернулся.
Жиган мысленно ругнулся и стал спускаться вниз по ступенькам.
Темно-синий «Опель» с раскрытой дверцей, откуда торчали ноги Бычка, по-прежнему стоял возле кафе. Но вместо хриплого мужского голоса доносилось характерное сиплое пение Любы Успенской.
Жиган сунул в рот сигарету, закурил и
не спеша зашагал вдоль по улице. Несмотря на теплый вечер, народу было немного, несколько парочек, пожилая тетка с собачкой да пара алкашей, тыкавших друг друга в грудь.