Жил-был раз, жил-был два
Шрифт:
Габриэль не находил слов. В голове не укладывалось.
– Я знаю, Габриэль, знаю… Но Фемида – старая дама, она не выплясывает под чужую дудку по первому требованию. Разве что мы бы поймали типа, который с нами играется, и он бы дал серьезные показания относительно похищения твоей дочери, тогда, вполне вероятно, судья Кассоре согласился бы достать досье из дальнего ящика. Несмотря ни на что, Поль бьется, он не опустил руки. Ты же его знаешь. Как только у него выдается свободная минута, пусть даже в его личное время, он работает над этим делом. И предпочитает засиживаться в кабинете, а не дома. Ни для кого не секрет, что у
Габриэль ничего не сказал, но прекрасно понимал, что Коринна не может ничего построить заново, пока не узнает о судьбе Жюли.
– …Короче, Поль глубоко убежден, как и все мы, что оба дела связаны, и он ищет. Поверь мне, он ищет.
Габриэль снова увидел Поля в кабинете и в шале. Его вздохи, его вид старой апатичной улитки. Он просто делал вид. Его инстинкты охотника никуда не делись и были все так же обострены, как и в первый день службы. Он здорово провел бывшего друга.
Солена указала на стену:
– Этот анонимщик – игрок. Когда он говорит о «ключах к разгадке», он сводит все это к чертовому ребусу, решение которого надо найти, как в тех паршивых детективных романах. Он словно бросает нам вызов, словно заявляет: «Посмотрим, кто круче!» Кстати, если палиндромы нас пока еще никуда не привели, то вот подвеска дала новые факты.
– То есть?
Веки Солены так опухли, что ее поле зрения теперь ограничивалось двумя узкими горизонтальными щелочками.
– Обнаружив этот рисунок, мы решили побольше узнать о самой безделушке. По словам Луизы, Жюли утверждала, будто купила подвеску в ювелирном магазине в центре Сагаса, в «Золотой звезде». Даты она не помнила, но, порывшись в фотоальбомах, которые хранит твоя бывшая жена, мы выяснили, что подвеска впервые появляется на шее твоей дочери в сентябре две тысячи седьмого. Предыдущее фото Жюли датируется апрелем того же года, и там она ее еще не носит. Вероятно, она получила подвеску между этими двумя датами.
– Летом две тысячи седьмого…
– Ну да. В две тысячи восемнадцатом ювелирный магазин закрылся, но Поль устроил, чтобы мы смогли допросить тогдашнюю владелицу. Она заверила, что никогда не продавала такой подвески в своем магазине. Очевидно, Жюли солгала.
Габриэль никогда не обращал внимания на это украшение. Жюли постоянно такие покупала. Он сжал перила, посмотрел на гигантские турбины внизу.
– Какая причина может толкнуть девушку солгать о происхождении украшения?
– Кража? Или она его нашла и не стала никому говорить? Может, оно было довольно ценным. Или же это чей-то подарок, который она решила выдать за покупку? Любовная история? Я не знаю. Но факт есть факт: во-первых, автор рисунка обратил наше внимание на деталь, которую ни один из нас не заметил. И во-вторых, у Жюли были секреты, которые она никому не раскрывала.
– И даже этой информации оказалось недостаточно, чтобы связать жалобу на некоего Икс и дело моей дочери?
Она покачала головой и утерла слезящиеся глаза:
– Судья Кассоре – материалист, он хочет доказательств. По его мнению, десять лет спустя владелицу магазина могла подвести память.
– Отговорки…
– Угу. Но это открытие всегда наводило меня на мысль, что в самой фразе все правда, – сказала она, указывая на стену. – Говнюк, который брызнул газом нам в морду, действительно знает, где твоя дочь, иначе с чего он так озверел? Замешан он в ее похищении? Сообщник? Или
Габриэль взялся за свой новый мобильник. Сфотографировал надписи.
– И по любопытному стечению обстоятельств Эдди Лекуантр работал на этой станции, – бросил он.
– Представь, мы тоже сопоставили оба факта. Но если он автор посланий, рискнул бы, по-твоему, он сделать такую глупость и явиться сюда, прекрасно зная, что стоит в Сагасе случиться какой-нибудь пакости, как первым делом подумают на него?
– Я его не знаю.
– Ты его знал, ты к нему прицепился не хуже лобковой вши. У парня коэффициент интеллекта на уровне дебила, он не из тех, кто может загадывать загадки или читать детективы. А вот тип, который пишет все это, вполне способен специально наводить нас на след Лекуантра, чтобы запутать и сбить с толку. Он так играет с нами. Кстати, когда обнаружились эти надписи, мы опять занялись Лекуантром, задали ему пару-тройку вопросов проформы ради. Но это не он.
– А обыск?
– Новый обыск у Лекуантра, ты хочешь сказать? Шутишь? Судья Кассоре ничего такого нам не позволил и даже по рукам надавал. В очередной раз сурово напомнил, что дело Жюли Москато и данное расследование никак не связаны, а в отношении Лекуантра мы не располагаем «серьезными и полноценными уликами, указывающими на его виновность». Он из тех судей, которые нерушимо придерживаются защиты свобод, если ты понимаешь, о чем я.
– «Не располагаете серьезными и полноценными уликами…» – повторил Габриэль.
Он схватил Солену за руку и потащил к лестнице:
– Совпадение это или нет, но сегодня Лекуантр не работает в гостинице. Дай мне его адрес.
– Нет, Габриэль. Нас и здесь-то быть не должно.
– Я и сам его добуду, только придется потерять время. Так что давай его сюда, и я подъеду глянуть, что там. Напавший на нас наверняка натерпелся страха. Я сразу увижу, не запаниковал ли Лекуантр.
– Не знаю, я…
– Что бы ни случилось, мы с тобой сегодня не виделись. Сюда мы не приезжали. Я подвезу тебя домой. У тебя не будет проблем.
– Плевать мне на проблемы. Я о тебе думаю. Я тебя знаю, и…
– Хуже уже не будет.
Габриэль был настроен очень решительно, и Солена в конце концов сдалась и объяснила, что Лекуантр живет в четырех километрах от каменоломни, рядом с шоссе, идущим в сторону Орньяка. Когда же она уселась на пассажирское сиденье и увидела, как Габриэль с тем же, что и двенадцать лет назад, выражением почуявшего добычу охотника, с визгом шин рванул автомобиль с места, то пожалела, что открыла ему правду.
Хищника выпустили на арену. И кончится это наверняка плохо.
Гудок в телефонной трубке. Наконец там подходят. Прерывистое дыхание. Дрожащее «алло».
– Мама? Это ты?
С наступлением ночи туман сгустился. Габриэль доверился указаниям GPS на своем мобильнике – точность этих приборчиков оказалась поразительной. Добравшись до внушительных скал каменоломни, он съехал на обочину. Фары скользили по очертаниям тракторных отвалов, подъемных кранов, каменных глыб, вырванных из чрева земли и сложенных в штабеля, как бревна. Голос матери согрел его. Она хотела знать, где он, все ли у него в порядке.