Жил на свете рыцарь вредный
Шрифт:
«Да-да, это я — Либогран! — ревет вредный рыцарь, и на твоего прадедушку нападает дрожь. — Я убил Аласалакса Железночешуйного и Бирбанга Летучемышекрылого, я истребил дурнославного Черного Червя с Нехорошего луга, я расстроил все непотребные планы Фубарга Огнеметателя…»
И так далее без конца, в том же духе. Такой некролог драконов зачитал, что твой прадедушка положительно готов был погибнуть если не от ужаса, то от скуки — уж точно. Но каким образом он мог заставить его замолчать?.. И вот тут его взяла врасплох совершенно неожиданная идея. (Не забудем, малыш: он был совсем молодым драконом и не слишком привык думать;
«Принцесса! — вскричал Либогран. — Твой отец прислал меня спасти тебя из лап поганого монстра! Не пострадала ли ты?»
«О нет! — пропищал твой прадедушка самым тонким и пронзительным, совсем принцессиным голосом. — Ни в коем случае! Этот благородный дракон вел себя как истинный джентльмен, и я сюда явилась по своей собственной воле. Так что теперь я тут поживу, дошло? Короче, не вздумай никого убивать, канай в темпе домой и доложи папане, что я тут устроилась, как хорошо присосавшийся чешуйный клещ…»
Тут надо сказать, что рожа у рыцаря была широкая, как свиной окорок, и точно так же не омраченная никакой хитростью и коварством.
«Ваше высочество, ты точно в этом уверена? — спросил он, уставившись на принцессу. — Что-то вид у тебя немножко помятый и грязный, как будто ты сквозь сосновые ветки летела…»
«Какую чепуху ты несешь, сэр глупый рыцарь! Что ты вообще себе позволяешь? — немножечко нервно пропищал твой прадедушка. — Да, я немножко полазила по деревьям, я от этого тащусь. Там-то я и повстречала этого учтивого и со всех сторон клевого дракона — так вышло, что мы с ним качались на ветках одного и того же дерева, тра-ля-ля-ля! И вот он любезно пригласил меня к себе домой, в этот пещерный чертог, куда я и проследовала без всякого принуждения, по своей собственной воле, где и оттягиваюсь…»
Так и продолжался их разговор, мой малыш. Твой прадедушка из шкуры вон лез, отвечая на бесконечные вопросы вредного истребителя драконов. Он, может, даже и добился бы отбытия ужасного рыцаря, но, увы, самую чуточку переусердствовал, описывая от имени принцессы, как она собиралась повеселиться. В какой-то момент он так ее тряхнул, что у нее голова отвалилась.
Из нее получилась очень скверная марионетка. Твой прадедушка чуть не помер от натуги, устраивая, чтобы эта кукла поймала свой набалдашник и приделала его обратно на шею, — не забудь, что при этом он должен был еще и оставаться невидимым!
«Ой, ой, хи-хи-хи! — заверещал он как можно более тонким и легкомысленным голоском, ловя подставку для короны, норовившую укатиться. — Я всегда говорила, ее надо приделать покрепче, а то однажды она всенепременно отвалится, и вот вам пожалуйста — взяла и спрыгнула со стебелька. Надо будет поосторожней причесываться…»
Сэр Либогран Неуклонный только буркалы вытаращил при виде столь странного зрелища.
«Ваше высочество, — проговорил он наконец, — а ведь сдается мне, кто-то тут не вполне честен со мной…»
«Что-что? — быстренько, по-драконьи, соврал твой прадедушка. — По-твоему, принцесса уже и голову случайно потерять не моги без того, чтобы тотчас не подвергнуться оболваниванию и остракизму?»
«Вот теперь я вижу, — пророкотал сэр Либогран тоном оскорбленного в лучших чувствах, — что передо мною не та, которую я прибыл освободить. Скорее уж здесь бывшая принцесса, да притом в весьма плачевной кондиции. И я незамедлительно войду, дабы искоренить повинного в этом червя, отбить тело несчастной и увезти его ради честного погребения!»
При этих словах, малыш, твой прадедушка уразумел, что его обман накрылся медным тазом. Он тогда бросил костлявые останки на скалистый склон и заскулил самым тоненьким, отчаянным, повинным голоском:
«Ой, добрый сэр рыцарь, только не трогай нас, ну пожалуйста! Верно, ваша принцесса самую чуточку мертвенькая, только мы в этом не виноватые! Она померла от ужасненькой болезни, которую так легко подхватить в драконьих пещерах. Бедняжечка подцепила ее, померла и чуть без головы не осталась, и все это в считаные мгновения. И я, добрый сэр рыцарь, пошел на хитрость только ради того, чтобы такой здоровский парень, то бишь ты, не погиб от той же заразы!»
Некоторое время рыцарь перемалывал сказанное твоим прадедушкой в убогой мельнице, которую приматы называют рассудком, а потом сказал:
«Что-то не верится мне в такие болезни, от которых у принцесс отваливаются головы, а к ночным рубашкам липнут сосновые иголки и смолистые ветки. Отважусь предположить, дракон, что это ты запорол ее насмерть вечнозелеными сучьями, а теперь пытаешься отвадить меня, запугав опасностью для моей собственной жизни. Но к несчастью для тебя, подлый убийца, я готов шагнуть в самые челюсти смерти, дабы исполнить свой долг и поквитаться с тобой за сосновую погибель этой несчастной. Итак, невзирая на опасность для себя лично, я твердо намерен исцарапать твои чешуи. Готовься же к встрече с моим бесскверным клинком…»
И так далее без передыху.
«Во имя Когтистого, — сказал себе твой прадедушка, — вот уж зануда так зануда! Кого угодно насмерть языком уболтает…»
И при всем том он не сомневался, что сэр Либогран, этот самовлюбленный болтун, словами не ограничится, но очень даже скоро перейдет к делу. Собственная шкурка, любимая и такая родная, отнюдь не успела ему надоесть, и, желая еще некоторое время удержать ее на себе, папа папы твоего папы решился еще на один изобретательный ход.
«Ну хорошо, — сказал он рыцарю, — ты прижал меня к стенке. Самая что ни есть правдивая истинная первопричина, по которой я не могу допустить тебя в свою пещеристую нору, состоит в том, что иначе, хочу я того или нет, мне придется исполнить три ужасно ценных твоих желания! Ибо я — уникальнейшее и незапамятнейшее существо, волшебный дракон желаний. Скажу тебе даже больше: твоя принцесса и оказалась-то вся в иголках, покуда карабкалась сюда ко мне, ради того чтобы вытребовать у меня исполнения тех самых желаний, а я из последних печенок удерживал дверь, в которую она со всей дури ломилась. Она и башку-то себе повредила, когда, не слушая моих уверений, что я, типа, весь вымотался от долгого перелета и не гожусь для исполнения всяких разных желаний, — так она хвать, понимаешь, свою корону и ну меня бить, чтобы я был посговорчивее. Грубая, короче, принцесса попалась, вроде бы тощенькая, а силы!.. Да и корона, похоже, туговато сидела, вот она шейку себе и поломала, пока ее стаскивала, отсюда и безжизненность, и прискорбная безголовость…»