Жила-была старушка
Шрифт:
– Что это тебе взбрело в голову!
– кричит Тилди.
– Сейчас же убери руку! Убери руку, слышишь! Эмили отпрянула, затрясла головой; золотая солнечная 'копна вся затрепетала.
– Тебя здесь нет, тетушка Тилди. Ты мне привиделась. Ты умерла!
– Тс - с, малышка.
– Тебя просто не может тут быть.
– Бог с тобой, что ты болтаешь?..
Она берет руку Эмили. Рука девушки проходит сквозь ее руку. Тетушка Тилди вдруг вскакивает, топает ногой.
– Вон что, вон что!
– сердито кричит она.
– Ах ты, враль! Ах, ворюга!
– Ее худые руки сжимаются в кулаки, так, что даже суставы болеют.
– Ах злодей, черный мерзкий пес! Он украл его! Он его уволок, да, да, это все он, он! Ну я ж тебе!..
Она вся кипит от гнева. Ее выцветшие глаза горят голубым огнем. Она захлебывается, ей не хватает слов. Потом поворачивается к Эмили:
– Вставай, девочка! Ты мне нужна!
Эмили лежит на полу, ее трясет.
– Они не всю меня утащили!
– провозглашает тетушка - Тилди.
– Черт возьми, придется пока обойтись тем, осталось. Подай мне шляпку!
– Я боюсь, - признается Эмили.
– Кого, меня?!
– Да.
– Но я же не призрак! Ты ведь знаешь меня почти всю свою жизнь. Сейчас не время нюни распускать. Поднимайся, да поживей, не то получишь затрещину!
Всхлипывая, Эмили поднимается на ноги; она совсем как загнанный зверек и словно прикидывает, куда бы удрать.
– Где твоя машина, Эмили?
– Там, в гараже...
– Прекрасно!
– Тетушка Тилди подталкивает ее к двери.
– Ну...
– Ее острые глазки быстро обшаривают улицу.
– В какой стороне морг?
Держась за перила, Эмили нетвердыми шагами спускается по лестнице.
– Что ты задумала, тетушка?
– Что задумала?
– переспрашивает тетушка Тилди, ковыляя следом; бледные дряблые щеки ее дрожат от ярости.
– Как что? Отберу у них свое тело - и вся недолга! Отберу свое тело! Пошли!
Мотор взревел, Эмили вцепилась в руль, напряженно вглядывается в извилистые, мокрые от дождя улицы. Тетушка Тилди потрясает зонтиком.
– Быстрей, девочка, быстрей, не то эти привереды - прозекторы впрыснут в мое тело какое-нибудь зелье, и освежуют, и разделают на части. Разрежут, а потом так сошьют, что оно уже никуда не будет годиться.
– Ох, тетушка, тетушка, отпусти меня, зря мы туда едем. Все равно толку не будет. Ну, никакого толку, вздыхает девушка.
– Вот мы и приехали.
Эмили затормозила у обочины и без сил привалилась рулю, а тетушка Тилди выскочила из машины и засеменила по подъездной аллее морга туда, где с блестящих черных дрог сгружали плетеную корзину.
– - Эй!
– накинулась она на одного из четверых носильщиков. Поставьте ее наземь!
Все четверо подняли головы.
– Посторонитесь, сударыня, - говорит один из них.
– Не мешайте дело делать.
– В эту плетенку запихали мое тело!
– Тилди воинственно взмахнула зонтиком.
– Ничего не знаю, - говорит второй носильщик.
– Не стойте на дороге, сударыня. У нас тяжелый груз.
– Вот еще!
– оскорбление восклицает она.
– Да будет вам известно, что я вешу всего сто десять фунтов. Носильщик даже не смотрит на нее.
– Ваш вес нам без надобности. А вот мне надо поспеть домой к ужину. Коли опоздаю, жена меня убьет.
И четверо пошли своей дорогой - по коридору, в прозекторскую. Тетушка Тилди припустилась за ними.
Длиннолицый человек в белом халате нетерпеливо поджидал корзину и завидев ее, удовлетворенно улыбался. Но тетушка Тилди на него и не смотрела, жадное нетерпение написанное на его лице, ее мало трогало. Поставив корзину, носильщики ушли.
Мельком глянув на тетушку, человек в белом халате сказал:
– Сударыня, даме здесь не место.
– Очень приятно, что вы так думаете, - обрадовалась она.
– Именно это я и пыталась втолковать вашему черному человеку.
Прозектор удивился:
Что еще за черный человек?
– А тот, который околачивался возле моего дома.
– Среди наших служащих такого нет.
– Неважно. Вы сейчас очень разумно заявили, что благородной даме здесь не место. Вот я и не хочу здесь оставаться. Я хочу домой, пора готовить ветчину для гостей, ведь пасха на носу. И еще надо кормить Эмили, вязать свитера, завести все часы в доме...
– У вас, я вижу, философский склад ума, сударыня, и приверженность к добрым делам, но мне надо работать. Доставлено тело.
Последние слова он произносит с явным удовольствием и принимается разбирать свои ножи, трубки, склянки и разные прочие инструменты.
Тилди свирепеет:
– Только дотроньтесь до этого тела, я вам... Он отмахивается от нее, как от мухи.
– Джордж, проводи, пожалуйста, эту даму, - вкрадчиво говорит он.
Тетушка Тилди встречает идущего к ней Джорджа яростным взглядом.
– Пошел вон, дурак! Джордж берет ее за руки.
– Пройдите, пожалуйста.
Тилди высвобождается. С легкостью. Ее плоть вроде бы... ускользнула. Чудны дела твои, господи. В таком почтенном возрасте - и вдруг новый дар.
– Видали?
– говорит она, гордая этим своим талантом.
– Вам со мной не сладить. Отдавайте мое тело!
Прозектор небрежно открывает корзину. Заглядывай внутрь, кидает быстрый взгляд на Тилди, снова - в корзину, вглядывается внимательней... Это тело... кажется., возможно, ли?.. А все - таки... да... нет... нет... да нет же, а может быть, но... Он переводит дух. Оборачивается. Таращит глаза. Потом испытующе прищуривается.
– Сударыня, - осторожно начинает он.
– Эта дама вот здесь... э... ваша... э... родственница?
– Очень близкая родственница. Обращайтесь с ней осторожнее.
– Сестра, наверно?
– хватается он за ускользающую соломинку здравого смысла.
– Да нет же. Вот непонятливый! Это я, слышите? Я! Прозектор минуту подумал.
– Нет, так не бывает, - говорит он. И принимается перебирать инструменты.
– Джордж, позови кого-нибудь себе в помощь. Я не могу работать, когда в комнате полоумная.