Жила–была женщина, которая хотела убить соседского ребенка
Шрифт:
– Зажги сама, – потребовала женщина. Девушка зажгла, и при мерцающем свете спички они пошли по коридору.
– Сколько их у тебя? – спросила женщина, глядя на коробок.
Девушка погремела спичками.
– Мало, – сказала женщина. – Наверно, уже девять.
– Как освободиться? – прошептала девушка.
– Можно проснуться, – ответила женщина, – но это бывает не всегда. Я, например, уже больше не проснусь. Мои спички кончились, тю–тю.
И она засмеялась, обнажив в улыбке большие зубы. Она смеялась очень тихо, беззвучно, как будто хотела просто раскрыть рот как можно
– Я хочу проснуться, – сказала девушка. – Давайте кончим этот страшный сон.
– Пока горит спичка, ты еще можешь спастись, – сказала женщина. – Мою последнюю спичку я израсходовала только что, хотела тебе помочь. Теперь мне уже все безразлично. Я даже хочу, чтобы ты тут осталась. Ты знаешь – все очень просто, не надо дышать. Можно сразу перелететь, куда хочешь. Не нужен свет, не нужно есть. Черное пальто спасает от всех бед. Я скоро полечу посмотреть, как мои дети. Они были большие озорники и не слушались меня. Один раз младший плюнул в мою сторону, когда я сказала, что папы больше нет. Заплакал и плюнул. Теперь я уже не могу их любить. Еще я мечтаю полететь посмотреть, как там мой муж и его подружка. Я к ним тоже теперь равнодушна. Я сейчас очень многое поняла. Я была такая дура!
И она опять засмеялась.
– С этой последней спичкой выпадение памяти прошло. Теперь я вспомнила всю свою жизнь и считаю, что была неправа. Я смеюсь над собой.
Она действительно смеялась во весь рот, но беззвучно.
– Где мы? – спросила девушка.
– На этот вопрос не бывает ответа, скоро увидишь сама. Будет запах.
– Кто я? – спросила девушка.
– Ты узнаешь.
– Когда?
– Когда кончится десятая спичка.
А спичка девушки уже догорала.
– Пока она горит, ты можешь проснуться. Но я не знаю, как. Мне не удалось.
– Как тебя зовут? – спросила девушка.
– Мое имя скоро напишут масляной краской на железной дощечке. И воткнут в маленькую горку земли. Тогда я прочту и узнаю. Уже готова банка краски и эта пустая дощечка. Но это известно только мне, остальные еще не в курсе. Ни мой муж, ни его подруга, ни мои дети. Как пусто! – сказала женщина. – Скоро я улечу и увижу себя сверху.
– Не улетай, я прошу тебя, – сказала девушка. – Хочешь мои спички?
Женщина подумала и сказала:
– Пожалуй, я возьму одну. Мне еще кажется, что мои дети любят меня. Что они будут плакать. Что они будут никому на свете не нужны, ни их отцу, ни его новой жене.
Девушка сунула свободную руку в карман и вместо коробка спичек нашарила там бумажку.
– Смотри, что тут написано! «Прошу никого не винить, мама, прости». А раньше она была пустая!
– А, ты так написала! А я написала «Больше так не хочу, дети, люблю вас». Она проявилась только недавно.
И женщина достала из кармана черного пальто свою бумажку.
Она стала читать ее и воскликнула:
– Смотри, буквы растворяются! Наверно, кто–то эту записку уже читает! Она уже попала в чьи–то руки… Нет буквы «б» и буквы «о»! И тает буква «л»!
Тут девушка спросила:
– Ты знаешь, почему мы здесь?
– Знаю. Но тебе не скажу. Ты сама узнаешь. У тебя еще есть запас спичек.
Девушка тогда достала из кармана коробок и протянула женщине:
– Бери все! Но скажи мне!
Женщина отсыпала себе половину спичек и сказала:
– Кому ты написала эту записку? Помнишь?
– Нет.
– Ты сожги еще одну спичку, эта уже догорела. С каждой сожженной спичкой я вспоминала все больше.
Девушка взяла тогда все свои четыре спички и подожгла. Вдруг все осветилось перед ней: как она стояла на табуретке под трубой, как на столе лежала маленькая записка «Прошу никого не винить», как где–то там, за окном, лежал ночной город и в нем была квартира, где ее любимый, ее жених, не хотел больше подходить к телефону, узнав, что у нее будет ребенок, а брала трубку его мать и все время спрашивала: «А кто и по какому вопросу», – хотя прекрасно разбиралась – и по какому вопросу, и кто звонит…
Последняя спичка догорала, но девушка очень хотела знать, кто спал за стеной в ее собственной квартире, кто там, в соседней комнате, похрапывал и стонал, пока она стояла на табуретке и привязывала свой тонкий шарф к трубе под потолком…
Кто там, в соседней комнате, спит – и кто не спит, а лежит глядит больными глазами в пустоту и плачет…
Кто?
Спичка уже почти догорела.
Еще немного – и девушка поняла все.
И тогда она, находясь в пустом темном доме, в чужой квартире, схватила свой клочок бумажки и подожгла его!
И увидела, что там, в той жизни, за стеной храпит ее больной дедушка, а мама лежит на раскладушке поблизости от него, потому что он тяжело заболел и все время просит пить.
Но был еще кто–то там, чье присутствие она ясно чувствовала и кто любил ее – но бумажка быстро угасала в ее руках.
Этот кто–то тихо стоял перед ней и жалел ее, и хотел поддержать, но она его не могла видеть и слышать и не желала говорить с ним, слишком у нее сильно болела душа, она любила своего жениха и только его, она не любила больше ни маму, ни деда, ни того, кто стоял перед ней той ночью и пытался ее утешить.
И в самый последний момент, когда догорал последний огонь ее записки, она захотела поговорить с тем, кто стоял перед ней внизу, на полу, а глаза его были вровень с ее глазами, как–то так получалось.
Но бедная маленькая бумажка уже догорала, как догорали остатки ее жизни там, в комнате с лампочкой.
И девушка тогда сбросила с себя черное пальто и, обжигая пальцы, последним язычком пламени дотронулась до сухой черной материи.
Что–то щелкнуло, запахло паленым, и за дверью завыли в два голоса.
– Скорей снимай с себя свое пальто! – закричала она женщине, но та уже спокойно улыбалась, раскрыв свой широкий рот, и в ее руках догорала последняя из спичек…
Тогда девушка – которая была и тут, в темном коридоре перед дымящимся черным пальто, и там, у себя дома, под лампочкой, и она видела перед собой чьи–то ласковые, добрые глаза – девушка дотронулась своим дымящимся рукавом до черного рукава стоящей женщины, и тут же раздался новый двойной вой на лестнице, а от пальто женщины повалил смрадный дым, и женщина в страхе сбросила с себя пальто и тут же исчезла.