Жила Комстока

Ламур Луис

— Все в порядке, сынок?

— Да, сэр.

— Вот что, парень, поеду обратно, посмотрю, не видать ли там Томпсонов. Если они выбрались на дорогу, им понадобится помощь.

Тревэллион поднял глаза.

— А если нет?

— Тогда они не жильцы на этом свете. Не могу же я загубить отличную лошадь и свою собственную жизнь, разыскивая их. Я предупреждал его, но он не послушал.

Уорд повернул коня, потом остановился.

— Том, если я не вернусь, займи мое место. Доведи их до Калифорнии.

— Я?

— Да, ты. Ты самый сильный мужчина

в обозе, и люди слушают тебя. Ты обладаешь здравым смыслом. Только прислушивайся к нему и выведешь их. — Он невесело усмехнулся. — Только не думай, что я пропаду. Я обязательно вернусь.

И он направил коня в темноту ночи. Позже они слышали, как он долго звал пропавших, но ответа так и не последовало. На рассвете проводник вернулся, ведя лошадь под уздцы.

— Поднимай людей, Том, — произнес он слабым от усталости голосом, — поднимай, не то у нас будут большие потери.

— Ну что, не нашел их?

— Нет. Только следы, да и те почти занесены песком.

Он взял кружку кофе, которую протянул ему Вэл.

— Понимаете, мираж всегда впереди, сколько к нему ни идешь, его нельзя достичь. И так, пока не наступит конец… Следы их колес уходили глубоко в песок, быки едва тащили фургон. Они завязнут в плейе, и тогда…

— В плейе? А что это?

— Плейя — сухое озеро. Только оно не совсем сухое. Корка трескается, а под ней трясина, вроде зыбучих песков. Если затянет туда, понадобится две или три свежих упряжки, чтобы вытащить фургон. Иначе не совладать.

— А что же им делать?

— Они могут сесть на быков верхом и попробовать выбраться так. Если парень не глуп, им это удастся. Но воды и сена много не унести. Вся беда в том, что он глуп, иначе послушался бы моего совета с самого начала.

— Может, нам собраться вместе да…

— И думать нечего. Я против. Он сам захотел, и я не собираюсь терять людей, чтобы спасти этого отчаянного глупца. Конечно, это жестоко по отношению к его семье, но у тех, кто мог бы пойти ему на выручку, тоже есть семьи. — Уорд устало поднялся, слегка пошатываясь. — Теперь это их дело. Если они снова выйдут на дорогу, они могут с кем-нибудь подъехать. Беда вот только, что у Томпсона в фургоне пожитки и, думаю, он не захочет их оставить. Он будет до последнего цепляться за них. У него есть два дня, чтобы выбраться из этого места на быках, а потом он сможет выйти оттуда только пешком. Если останется там вытаскивать фургон, то долго не протянет.

Том Тревэллион прошелся вдоль фургонов, потом скомандовал трогаться в путь. Трясясь и громыхая, они снова двинулись вперед. За ними шел Хайрэм Уорд, ведя лошадь под уздцы. Внезапно подул ветер, его резкие порывы поднимали клубы забивавшей глаза серовато-белой песчаной пыли, от которой трескались губы. Быки то и дело останавливались; отдохнув несколько минут, шли снова. У них осталось всего несколько охапок сена, а на дне бочонков плескались лишь жалкие остатки тепловатой воды.

Вэл брел, изредка подгоняя быков, горло пересохло и саднило от песка. Неожиданно отец, шедший впереди, споткнулся и упал, потом медленно и тяжело поднялся на ноги.

Передний фургон внезапно остановился, один из быков, тащивших его, рухнул в изнеможении. С помощью Тома Тревэллиона быка распрягли и оставили лежать на песке. Несколько минут спустя они поравнялись с головным фургоном и обогнали его.

— Тревэллион, может, возьмешь у меня часть поклажи? Неужели оставлять здесь? Это ведь все, что у меня есть. Одежда, инструменты… Они нужны мне.

— Лучше запакуй их, — посоветовал Уорд, — и погрузи на быков, а фургон брось. Нет смысла перегружать другой фургон.

На обочине прямо на песке лежало несколько книг — «История древнего мира» Роллена в шести томах, рядом брошенные кресло-качалка и старый сундук. Всю ночь им попадались побелевшие останки давно погибших животных и кости, не так давно обглоданные грифами или койотами. Следующий привал они сделали в предрассветный утренний час. Отец набрал со дна бочонка немного воды, напоил быков и приготовил кофе.

— Далеко еще?

Уорд пожал плечами.

— Миль десять, может, больше. По утрам быки чуют в воздухе влагу и могут обезуметь. Удерживай их, если можешь.

Паркинс, чей фургон шел теперь перед ними, покачал головой:

— У них нет больше сил, Хайрэм. Если у меня кончится корм, они падут.

— Быки чувствуют воду, и она придает им силы. Если побегут, просто прыгайте в фургон и держитесь крепче.

Покрасневшие от усталости глаза; лица, волосы и одежда покрыты серой пылью — такими они снова выступили в путь. Теперь каждый шаг был для них как суровое испытание, приближавшее их к победе. Дважды Вэл падал, но всякий раз успевал подняться на ноги, чтобы не быть раздавленным идущей следом упряжкой.

Тащась за фургоном, мальчик иногда оглядывался назад. Некогда длинная вереница сделалась теперь коротенькой и жалкой. Где они все? Сколько людей умерло этой ночью, людей, которых он никогда даже не видел?

Жаркое утро перетекло в душный, раскаленный день, а быки, словно в гипнотическом сне, упорно плелись вперед, низко опустив головы, беззвучно склоняясь под тяжестью ярма.

Далеко вокруг простиралась серая пустыня, усыпанная грудами выбеленных под палящим солнцем костей. Теперь брошенные фургоны, одеяла, инструменты, обломки мебели и человеческие останки встречались очень часто.

Внезапно налетел шквал и закапал дождь, который прекратился так же быстро, как и начался, потом снова потянул ветер…

Вэл успел лишь увидеть огромную черную грозовую тучу, неумолимо надвигавшуюся на них, и тут же грянул гром. Клубы поднявшегося песка обжигали лицо. Он заметил, как отец пытается натянуть платок на нос и рот, и последовал его примеру. Тут же услышал душераздирающий, словно предсмертный крик, протяжный стон одного из быков, от которого все содрогнулось у него внутри. Животные ускорили шаг и перешли на бег. Вэл бросился на дно фургона, быки понеслись во всю мочь.