Жили-были
Шрифт:
– Первый, Лика.
– А почему ты с мамкиного?
– За Митькой пришла. – Не зная, как оправдаться, брякнула: – Не хочешь сходить в торговый центр?
– Сейчас?
– Можно через час… или два. Митька просится на автоматы, а мы бы с тобой выпили… чая.
Анжелика, не скрываясь, хмыкнула.
– Чая?
Саша разозлилась.
– Ты пойдёшь или нет?
– Саня, я сплю. Как нормальный человек после бурной ночи.
Саша свирепо уставилась на новенький холодильник в углу.
– Бурной? У тебя продолжение было?
– Ты, правда, хочешь знать? Или как всегда, покраснеешь, как помидорина?
– Я не хочу знать, – заверила её Саша. А Лика рассмеялась. Понимающе и весело.
– Иногда ты ведёшь себя, как подросток, честное слово.
– Иди к чёрту, – проговорила Саша с чувством, правда, негромко и уже после того, как отключила телефон.
А вот Анжелика, напротив, улыбалась. Телефон на прикроватную тумбочку положила, снова растянулась на постели, а улыбка всё не сходила с её губ. А затем и хмыкнула, достаточно весело.
– Что тебя развеселило? – Ефимов за её спиной сладко потянулся, и на выдохе проговорил: – Поделись улыбкою своей… И она к тебе не раз ещё вернётся.
Лика голову повернула, прижалась щекой к подушке, посмотрела на него. Надо сказать, что оценивающе. Будто ещё до конца не верила, с кем её снова судьба свела. Окинула взглядом мужское тело рядом, потом руку протянула, тонкие пальчики игриво пробежались по его груди. На губах заиграла улыбка.
– Это Сашка. Зовёт чай пить. Представляешь?
Толя потёр лицо, зевнул, но услышав имя Саши, непонятно отчего напрягся. Даже руки у лица задержал на секунду дольше, чем это требовалось.
– Она уже проснулась?
– Ну, у неё нет причины спать до обеда.
Он посмотрел на неё, тоже улыбнулся. Затем на часы взглянул и присвистнул.
– И, правда, обед.
Лика придвинулась к нему, ногу на него закинула, и оказалась с Ефимовым нос к носу. Он смотрел в её глаза, а она провела пальцем по его подбородку.
– Толя. Удивительно, но я рада, что ты вернулся.
Он вздёрнул брови и взглянул якобы удивлённо.
– Серьёзно? Я тебя порадовал?
Анжелика сама его поцеловала, затем голову наклонила и прижалась губами к его груди. Рука скользнула по его животу и скрылась под одеялом.
– Даже не думала, что встречи выпускников бывают настолько занимательными.
Он хохотнул. За подбородок её взял, погладил большим пальцем щёку и поцеловал.
– Ты очень красивая.
Лика снова улыбнулась, улыбка буквально осветила её лицо, как солнце.
– Ты говорил мне это каждое утро.
Ефимов странно прищурился. После чего кивнул.
– Я помню. – Сказал это и звонко шлёпнул Лику по заду. – Завтрак приготовишь?
Он на постели сел, а она в недоумении смотрела на его спину, оставшись лежать в призывной позе, вся открытая его взору. Вот только он не смотрел.
– Завтрак?
– Так обед почти. Я есть хочу.
Лика рухнула на постель.
– Помнится, вчера ты мне о завтраке ничего не говорил. Ты был до безобразия красноречив, обещал реки шампанского и ночи полные любви. А теперь тебе завтрак подавай?
Толя обернулся на неё, взглянул весело.
– Лика, солнышко, я должен чем-то подпитываться. Тогда буду работать, как вечный двигатель. Всё зависит от того, чего ты и насколько хочешь. – Потряс её за ногу. – Я в душ, а ты приготовь что-нибудь. Я так есть хочу, у меня аж за ушами трещит.
Лика невольно поморщилась. Сколько лет они с Ефимовым были знакомы, столько она его и ругала за его любовь к просторечным выражениям. Её отец весьма их уважал, а Анжелике они всегда слух резали. Но долгая жизнь в Москве, по всей видимости, от этой привычки Толю не избавила, он стойко за неё цеплялся. Что казалось странным. Сама Лика в Москве никогда не жила. Но в замужестве частенько ездила в столицу с мужем, и ей всегда казалось, что там живут какие-то особенные люди. Они с Петечкой посещали дорогие рестораны, выставки, презентации, и там никто не говорил «трещит за ушами», и не просил приготовить «пожрать». А все её знакомые, москвички, имели кухарок и домработниц. Правда, она раньше тоже пользовалась услугами приходящей прислуги, но после развода Петя наотрез отказался платить им зарплату, и с этим пришлось смириться, хотя Лика восприняла это, как очередное оскорбление от уже ставшего бывшим мужа. Но до Ефимова её привычки, потребности и пристрастия ещё только предстоит донести. До нынешнего Ефимова. Он вон оставил её в постели и пошёл в душ, а первым делом за телефон схватился. И, кажется, всерьёз рассчитывает, что она сейчас кинется на кухню, жарить ему яичницу. У неё и яиц-то в холодильнике нет, и не было уже достаточно давно. В последний раз, кажется, Санька и приносила, что-то готовила на Ликин день рождения.
На завтрак Ефимов получил обезжиренный творог, кофе и пшеничные хлебцы в неограниченном количестве. Некоторое время разглядывал скудный завтрак, после чего в затылке почесал. На Лику посмотрел, с сомнением.
– Ты этим питаешься?
Она лишь плечами пожала. Лика стояла, одетая лишь в лёгкий, коротенький халатик, который больше подчёркивал, чем скрывал, чуть встрёпанная, с лёгким румянцем на щеках, и облизывала ложку, которой ела йогурт. Делала это сексуально и с определённым умыслом. А когда Толя головой качнул, явно поняв, что она водит его за нос, рассмеялась.
– Сдуреть можно, – проговорил он. – И хлеба нет?
– Я не ем хлеб уже лет семь.
– Лика, детка, за что ты себя так не любишь?
– Наоборот, очень люблю, Толечка. Ты же сам говорил, что я красавица. Вот ради этого и стараюсь.
Он красноречиво хмыкнул, сел за стол и придвинул к себе чашку. Подул на горячий кофе, потом осторожно отхлебнул. Попробовал творог, скривился, но съел ещё ложку. Покрутил в руке круглый хлебец, попробовал откусить. Выплюнул тут же.
– Дерьмо.
– Дурак ты, Ефимов.
– Птичий корм.
Лика губы поджала, но затем усмехнулась.
– Санька тоже вечно плюётся.
– Правильно делает. Это не еда, чувство такое, что пластмассу жуёшь. – Толя поторопился запить хлебец кофе. В желудке потеплело, в голове немного прояснилось, и то ладно. А то после бессонной ночи да лёгкого похмелья, даже после душа соображал с трудом. А вот кофе к жизни возвращал. Хоть кофе прилично сварен. Выпил половину бокала и на стуле откинулся, не удержался и снова зевнул. Взгляд сам собой остановился на длинных, красивых Ликиных ногах. Таких длинных ног ни у кого больше нет, точно. Смотрел на её ноги, думал о телефонном звонке, что сделал двадцать минут назад, об участке, что собирался купить, и который ему практически пообещали стопроцентно как раз двадцать минут назад. Думал обо всём этом, а спросил почему-то о другом. Точнее, о другой. – А что с Санькой?