Жили два друга
Шрифт:
– Я потопал, Зара, – вздохнул он с огорчением.
Она не ответила.
Дверь за спиною Демина захлопнулась, и он остался один. Жесткий порыв осыпал его дождем, ветром и снегом. Как хотелось Демину вернуться назад, и как хорошо понимал он, что это невозможно. Он пошел вперед сквозь ветер и слякоть, чтобы исполнить Зарин каприз, встретиться с человеком, ее полюбившим. «А что, если я не сдержусь и дам ему затрещину? – спросил вдруг он сам себя. – Не потому, что ревную, а потому, что протопал по лужам и холоду до трамвайной остановки…» Он еле-еле успел на очередной маршрутный трамвай. Бежал по лужам,
Трамвай гремел по опустевшим улицам города, пробираясь к центру. Разводы дождя полосовали стекла.
На остановках входили редкие пассажиры, стряхивая с воротников полуснег-полудождь. Жидкие огоньки горели над подъездами зданий в клубящемся тумане. По мере приближения к центру их становилось все больше и больше и, наконец, они сплелись в два больших светлых ручья, осветивших с обеих сторон улицу. Трамвай прогрохотал по широкому литому разводному мосту. Легкие отблески городских огней слабо заискрились на темной поверхности реки и ее парапетах. Демин любил переезжать этот мост. Он знал, что когда-то в семнадцатом его штурмом брали революционные отряды – и главной задачей было поскорее попасть на вторую половину, чтобы кадеты и юнкера не успели этот мост развести. Многие упали тогда в холодную воду, скошенные пулями, но основная часть атакующих достигла цели – мост был взят. С той поры его больше никогда не разводили вражеские руки.
Днем, насколько глаза хватало, был виден отсюда огромный, прославленный в русской истории город с яркими куполами величественных храмов, дымящимися заводскими трубами, разбегающимися кварталами светлых и темно-серых зданий самой различной архитектуры, среди которых нет-нет да и просматривались голые стены с проваленными глазницами окон, груды обгоревшего кирпича – эти печальные раны недавно отшумевшей войны, еще не тронутые рукою строителя.
Величие этой картины за самое сердце брало Демина, быстро полюбившего этот город, куда забросила его судьба.
Но сейчас во мгле ничего этого он не увидел. В холодном вагоне трамвая он изрядно прозяб и, когда вышел на конечной остановке, с удовольствием потоптался на асфальтовом тротуаре. Здесь сходились две самые людные улицы: проспект Революции и Московская Мокрый снег, к его счастью, перестал валиться с низкого неба, с реки потянуло легким сыроватым ветерком. Стена от трамвайной остановки темнели широкие ворота Центрального городского парка культуры и отдыха Изредка парочки заходили в парк через тускло освещенной вход. Глядя им вслед, Демин вдруг ощутил как закипает в нем злость. «Ишь, куда решил студентик Зарку мою увести!» В нем сейчас угасло все мягкое и доброе. В нем сейчас пробудился летчик, такой, каким он бывает перед атакой. Настороженный, насмешливо-грубый решительный и, конечно же, дерзкий. «Надо это все подавить, – твердо одернул себя Демин, – я же дал Зарочке слово его не обижать».
Николай огляделся по сторонам. Несколько человек в рабочих спецовках, стайка студентов, весело размахивавших папками и портфелями, старушка с хозяйственной сумкой, – и вдруг он заметил высокого паренька в модном демисезонном пальто. Поднятый воротник прикрывал курчавый затылок. «Он, – подумал Николай Парнишка чем-то напоминал ему погибшего Леню Пчелинцева, и это напоминание несколько притуши то чувство неприязни. – Ленька, правда, был крупнее мужественнее», – размышлял Николай, рассматривая паренька.
Чтобы не ошибиться и не принять за Володю кого-нибудь другого, Демин пропустил три трамвая Ни в один из них парнишка не сел, по при подходе каждого напряженно всматривался в ожидании. Сомнений не оставалось. «Ну и задала же мне работу Зарка, – усмехнулся Демин. – А сейчас небось мечется по комнате, ожидая моего возвращения. Однако пора действовать».
– Эй, приятель, дай-ка закурить.
Парнишка обернулся и рассеянно посмотрел на его шинель со споротыми погонами.
– Я некурящий, – ответил он и взглянул на ручные часы.
– Может, в пивнушку зайдем, согреемся? – с тем же грубоватым дружелюбием предложил Демин и пальцем показал на дощатый коричневый павильон с освещенной вывеской «Пиво-воды», дверь которого ежеминутно открывалась и закрывалась. – Кружку подогретого пива плюс сто пятьдесят, или, как говорят ныне шоферы, «полуторку с прицепом»?
– Я этим фольклором не пользуюсь, – насмешливо промолвил парнишка.
– Напрасно. Это помогает согреться.
– Но я непьющий, – засмеялся парень.
– А чего же ты тогда здесь топчешься?
– А это уж мое дело, – сказал парень с неожиданной сухостью.
– Да как сказать, – снова усмехнулся летчик, – может, и не только твое. Ты ведь Зару ждешь?
По лицу студента метнулась тень, в широко раскрытых глазах отразилась растерянность.
– А вы откуда знаете? – начал он было заносчиво, но тотчас сник. – Да, ее.
– Не придет Зара к тебе на свидание, парень, ни сегодня, ни завтра. Никогда не придет.
– Вы что? Ее муж?
– А ты думал, сосед? – ухмыльнулся Демин. – Вряд ли это стоит уточнять, парень. Очень она просила меня передать, что не придет. Как видишь, специально для этого я и приехал. Значит, в пивнушку не хочешь? Жаль. Ну раз закурить не хочешь и от кружки пива с прицепом отказываешься, иди тогда домой.
– Но позвольте, кто вам дал право?! – задиристо воскликнул студент.
Демин рассмеялся:
– Послушай, парень. Для тебя Зарема дорогой человек, не правда ли?
– Да. Дорогой, – ответил он, вспыхивая.
– А ты знаешь, что любовь к дорогому человеку надо заслужить?
– Я вас не понимаю…
– Где ты был в сорок третьем году?
– Как где? Учился в школе.
– А из меня вражеские зенитки и «мессеры» кровь капля по капле выпускали. И в каждый боевой полет Зара меня провожала. И всегда из боя ожидала Вот и рассуди, кто из нас имеет право на ее любовь: ты или я? Иди-ка домой, парень, греться…
Студент удивленно посмотрел на летчика, повернулся к нему спиной и зашагал прочь. А Демин устало вздохнул и с первым же трамваем поехал дамой Зара еще не спала. В длинном ночном халате сидела она на диване, поджав под себя ноги. Глаза ее напряженно следили за Деминым, пока он снимал шинель и намокшие сапоги.
– Ты… ты его не обидел? – спросила она.
– Зачем же?
– Слава богу.
– Может, аллаху?
– Не-е, – успокоившись, протянула она – Я теперь отреклась от Корана. Я – самая сущность христианской религии и живу по заповеди: жена да убоится своего мужа. Хи!