Жирная, грязная и продажная
Шрифт:
Французский инженер Ренэ Муллэн писал о жизни в Баку: «Королева-нефть царствует здесь, как тиран, и никакой деспот мира еще не господствовал столь всецело над своими поданными, как она… В грязных кабаках и раззолоченных гостиницах богачей, на всех устах — одно: не забил ли где новый фонтан, велика ли цифра дохода от нефти?» Каждый, кто закладывал скважину, чтобы добыть прибыль из нефти, сразу облагался негласным налогом преступного мира. Бур еще не вонзился в почву, а хозяин вышки уже должен платить, иначе его вышка завтра же сгорит на ярком огне. «Рэкетирство», столь модное в Америке, появилось там, кажется, намного позже… В этом вопросе «приоритет»
— Спасите! Иначе я погиб… они с ножами.
— Охотно, — отвечал страж порядка. — Но сначала дай мне рубль, иначе мне до тебя нет никакого дела…
Наезжие босяки и голодранцы начинали свою карьеру амбалами (носильщиками), получая в день шесть копеек. Город был переполнен искателями удачи, готовыми выспаться в любой канаве, и в Баку царил настоящий Вавилон со смешением языков и народов. Боже, кого здесь только не было! Русские и армяне составляли главную «нефтеносную» силу, за ними шли индусы, грузины, персы, казанские татары, лезгины, турки, болгары и румыны, китайцы и даже европейцы, понаехавшие сюда подзаработать. По верованиям они тоже различались: православные, католики, мусульмане (с разделением на шиитов и суннитов), были тут буддисты, были и огнепоклонники.
Разделенные на работе языковым непониманием и множеством предрассудков, все эти люди — шмоль-голь перекатная! — начинали понимать один другого только вечером, когда разбредались по своим баракам, а каждый барак составлял свое «землячество», куда посторонним лучше не соваться. Между бараками юрко шныряли пропащие бабы, которым цена — пятачок, бодрой рысцой носились торговцы гашишом и опиумом — для мусульман, торгаши водкой — для православных. Одурев от наркотиков и винища, озверелые люди сходились во мраке «барак на барак», и начиналась такая поножовщина, в которой никогда не сыскать виноватых, полиции оставалось лишь подсчитать убитых и развезти по больницам искалеченных.
Это… жизнь? Нет, это, скорее житуха.
Статистика бакинского бытия была ужасающей: из ста человек, работавших на нефтепромыслах, только два-три человека доживали до сорока лет, остальные вымирали, как мухи. А те, кому посчастливилось перевалить за сорок лет, превращались в инвалидов, преждевременная старость добивала их без жалости. Рабочий день длился по 15 часов, а в бараке на каждого работягу приходилось чуть больше четверти кубической сажени воздуха, недаром же санитарные врачи говорили:
— Удивляемся, как они вообще живы…
Профессор К. А. Пажитнов писал, что у бакинских нефтяников «переутомление нервных центров и угнетение мозговой деятельности настолько сильное, что рабочие становятся апатичными, безучастными к внешнему миру, несообразительными, а нередко и близкими к идиотизму…»
Нобель присматривался. Нефтяное дело в Баку еще не ведало ни расчета, ни планомерности. Случайно бурили скважину, случайно возникал фонтан, случайно богатели, раскуривая потом сигары от сотенных ассигнаций, другие случайно разорялись. Иногда разорялись даже не от нехватки нефти, а, напротив, от ее изобилия, когда вдруг попадался «буйный» фонтан, нефть затопляла соседние участки, губила сады и огороды, изгоняла людей из их жилищ, после чего предприниматель до конца жизни не мог рассчитаться с долгами, всем должный за убытки.
Нобель присматривался. Бурение
Нобель присматривался. Инженер с большим практическим умом, за всем увиденным в Баку он разглядел, что здесь промышленный хаос, и нет главного, что требуется для любого производства, — нет плана, нет режима работы и, наконец, в Баку попросту нет хозяина…
На вокзале, в ожидании поезда, идущего на север, Роберт Эммануилович раскурил дешевую сигару от, шведской спички.
— Так дело не пойдет, — сказал он себе…
— Да, — согласился с ним брат Людвиг, выслушав подробный рассказ об увиденном. — Баку требуются такие люди, как мы. Все будет рассчитано! Случайности не должно быть места…
Бильдерлинг добавил: страсть к легкой наживе всегда сопряжена со случайностями, ибо разом схватить побольше, надеясь лишь на удачу, — это, скорее, похоже на азарт карточной игры, где одна козырная карта кроет всех дам и королей.
— Баку — это все-таки не Монте-Карло, — доказывал он, — ни в коем случае нельзя увлекаться и не учитывать конкуренцию Рокфеллера и его компании, которая банками со своим керосином обставила все пристани на Волге.
— В этом случае, — добавил Роберт Нобель, — бакинский керосин должен обрести качества, делающие его лучшим и более дешевым, нежели керосин американский…
Люди расчетливые, Нобели начинали скромно, вкладывая в новое дело деньги с оглядкою, не спеша, без рекламы. Роберт Эммануилович не начал бурение, пока не освоил все новое, что появилось в практике бурения на Апшероне, он решил обогнать Рокфеллера, и бурил более широкие трубы, нежели американцы. Дело пошло — пошла и нефть, потом по дешевке (всего за 25 тысяч рублей) Нобель купил бросовый керосиновый заводишко в «черном городе», завел при нем лабораторию. По вечерам ставил опыт за опытом, добиваясь от керосина такой добротности и такой дешевизны, чтобы он смело мог соперничать с американским.
Весною 1876 года его навестил Людвиг и, осмотревшись на пробуренных братом участках, пришел к выводу:
— Вижу, что необходимо расширение производства. На этих арбах с бочками далеко не уедем. Только в том случае, если протянем нефтепроводы с насосами, если по рельсам железных дорог покатятся наши вагоны-цистерны, лишь тогда… Тогда русский рынок станет нам тесен, как чулан для медведя, и хотим мы того или не хотим, но бакинская нефть сама выплеснет нас в Европу…
Через три года после этого разговора было учреждено «Товарищество бр. Нобель» с капиталом в три миллиона рублей. В числе учредителей был и полковник П. А. Бильдерлинг, человек небогатый. Его паевой взнос: был всего 50 тысяч рублей, но у него была светлая голова: