Житейские воззрения Кота Мурра
Шрифт:
Было еще далеко до полуночи, когда я попросил хозяина обычным «мя-яу» выпустить меня.
– Охотно, - отвечал он, отворяя двери, - охотно, Мурр. Вечное подпечколежанье и сон тебе ничего хорошего не принесут. Иди-иди, появись опять в свете, побудь среди котов. Может быть, ты найдешь родственных тебе по духу хвостатых юношей, с которыми ты развлечешься и делом и шуткой.
Ах, сколь верно предчувствовал хозяин, что предо мной занимается заря новой жизни! Наконец, когда пробило полночь, явился друг Муций и повел меня по крышам соседних домов на итальянскую, почти плоскую крышу, где десять статных, но одетых так же небрежно и странно, как Муций, котов-юношей встретили нас громкими кликами ликования. Муций представил меня друзьям, превознес мои достоинства, мой верный, честный нрав, главным образом напирая на то, как радушно угостил я его рыбой, куриными косточками и сладким молоком, и в заключение
Тут произошли некие торжественные церемонии, о коих я умолчу, ибо благосклонные читатели моего рода могут заподозрить, будто я вступил в запрещенный орден, и еще, чего доброго, заставят меня держать ответ за это. Однако я заверяю с полной искренностью, что о каком-нибудь ордене со всеми его атрибутами, как, например, статутами, тайными знаками и т. д., даже и речи не было; наш союз основывался единственно на сходстве убеждений. Ибо вскоре объявилось, что каждый из нас предпочитает молоко - воде и жаркое - хлебу.
После окончания церемоний я получил от каждого братский поцелуй, все присутствовавшие коты пожали мне лапу и стали называть меня на «ты». Потом мы уселись за простую, но веселую трапезу, за коей последовала изрядная попойка. Муций изготовил отменный кошачий пунш. Если какой-либо юноша-кот, охотник до наслаждений, воспылает жаждой узнать рецепт этого драгоценного напитка, я - увы!
– не смогу ему дать о том никаких удовлетворительных сведений. Мне ведомо лишь, что изысканная тонкость сего пунша, равно как и его победительная сила, достигается преимущественно изрядной примесью селедочного рассола.
Голосом, загремевшим далеко по крышам, староста Пуфф затянул прекрасную песню «Gaudeamus igitur» [91] . С неизъяснимым блаженством чувствовал я, что и духом и телом я истинный «juvenis» [92] , и не желал думать ни о какой «tumulus» [93] , ибо нашему роду жестокий рок редко посылает тихое упокоение в земле. Пели и другие прекрасные песни, как, например, «Пускай политики болтают». И, наконец, староста Пуфф ударил мощной дланью по столу и провозгласил, что теперь надлежало бы спеть истинно вдохновенную песнь посвящения, а именно: «Ессе quam bonum...» [94] , и затянул тотчас хорал «Ессе...» и т. д. и т. д.
91
Известная студенческая песня «Будем веселиться» (лат.).
92
Юноша (лат.).
93
Могила, могильная насыпь; это ошибка: в песне - humus - земля.
94
«Смотри, как славно...» (лат.).
Никогда раньше не слышал я эту песню, столь глубокую по мысли, столь истинно гармоническую и мелодическую по своей композиции, что ее с полным правом можно назвать чудесной и таинственной. Творец ее, насколько мне ведомо, доныне неизвестен; многие приписывали ее великому Генделю; другие, напротив того, утверждали, будто бы она существовала уже задолго до времени Генделя, ибо, как гласит виттенбергская хроника, ее пели, когда принц Гамлет еще состоял в фуксах. Однако безразлично, кто бы ее ни сочинил, - это творение великое, бессмертное, и более всего удивляет в нем, какой простор для приятнейших, неисчерпаемых импровизаций предоставляет певцу соло, искусно вплетенное в хор. Некоторые из этих импровизаций, услышанные мною в ту ночь, я сохранил в памяти.
Едва хор умолк, пятнистый черно-белый юноша внезапно затянул:
Шпиц весь свет облаять рад,Пудель тяпнет грубо.Одному дан прочный зад,А другому - зубы...Хор
Ессе quam и т. д.Затем серый:
Снял филистер свой колпак,Вежливо кивая,Смел и радостен простак -Вывезет кривая!Хор
Ессе quam и т. д.Затем рыжий:
Рыба любит глубь реки,Птица в небо рвется.Крылья их и плавникиКто добыть возьмется?Хор
Ессе quam и т. д.Затем белый:
Фыркай, злись, урчи, мяучь,Только не царапай.Вкрадчив будь, учтив, певуч,Цапай тихой сапой!Хор
Ессе quam и т. д.Затем друг Муций:
Всё про нас макаки врут,Знать, решили слопать.Точат зубы, нос дерут...Дудки, близок локоть!Хор
Ессе quam и т. д.Я сидел подле Муция, и посему теперь наступил мой черед импровизировать. Все соло, до того пропетые, так сильно отличались от стихов, которые я слагал ранее, что я пришел в немалое беспокойство и страх, как бы не погрешить против тона и композиции столь целостного творения. Оттого, когда хор закончился, я еще безмолвствовал. Уже многие подняли стаканы и восклицали «Pro poena» [95] , но я, напрягши всю мощь своего духа, запел:
95
Штраф (лат.).
Хор
Ессе quam и т. д.Моя импровизация снискала долгие, несмолкаемые похвалы. Великодушные юноши, ликуя, ринулись ко мне и, заключив меня в свои лапы, прижимали к своей трепещущей груди. Итак, и здесь распознали во мне дивный гений! То была одна из прекраснейших минут моей жизни. Затем в честь многих великих, славных котов, преимущественно тех, коим, невзирая на их величие и славу, чуждо всякое филистерство, что доказали они и словом и делом, было провозглашено пламенное «ура!», после чего мы расстались.