Житие святого праведного старца Феодора Томского. Акафист
Шрифт:
Во время пребывания в селах Белоярском и Краснореченском, Феодор Козьмич регулярно посещал церковную службу, причем всегда становился на правой стороне, поближе к двери. В Томске он часто ходил в праздничные дни в домовую церковь архиерейского дома, находившегося в ограде Богородице-Алексиевского монастыря. Томский епископ преосвященный Парфений предложил старцу становиться в молельной комнате епископа рядом с алтарем, но старец Феодор отказался от этой чести и всегда становился у печи, на одном месте, а когда стал замечать, что на него обращают большое внимание, то совсем перестал ходить в эту церковь. В Томске старец Феодор часто посещал также храм Казанской иконы Пресвятой Богородицы в мужском монастыре
После старца сохранилась составленная им покаянная молитва: «О, Владыко, человеколюбие Господи, Отец, Сын и Святой Дух, Троица Святая! Благодарю Тя, Господи, за твое великое милосердие и многое терпение. Аще бы не Ты, Господи, и не Твоя благодать покрыла мя грешного во вся дни и нощи, и часы, то уже бы аз, окаянный, погибл, аки прах, пред лицем ветра за свое окаянство и любность, и слабость, и за все свои преестественные грехи. Уже бо не престаю и не престану часа того, чтобы не сотворить греха, а когда восхотех приити ко отцу своему духовному на покаяние, отча лица устыдихся, грехи утаих, оные забых и не могох всего исповедати срама ради и множества грехов моих; тем же убо покаяние мое нечистое есть и ложное рекомо, но Ты, Господи, ведый тайну сердца моего, молчатися разреши и прости в моем согрешении грешную мою душу, яко благословен во веки веков. Аминь».
С этой молитвой связано следующее чудесное событие. Один инок, увидев ее у старца, попросил переписать для него эту молитву. Старец Феодор велел прийти за ней на следующий день. Каково же было удивление инока, когда, придя к старцу, он получил текст молитвы не переписанный, а напечатанный; причем печатный листок как будто только что вышел из типографии: и бумага, и краска на нем были совершенно свежие. А дело происходило в селе Краснореченском, где не было и не могло быть никакой типографии! Так сам Бог покрывал тайну старца, тщательно скрывавшего от посторонних свой почерк, чтобы по почерку его не опознали.
Старец был чрезвычайно воздержан в пище. Его обед состоял обыкновенно из черного хлеба или сухарей, вымоченных в простой воде, для чего в его келлии постоянно находился небольшой сосуд из березовой коры и деревянная ложка. Почитатели Феодора Козьмича почти ежедневно приносили ему пищу, а по праздникам буквально заваливали пирогами, лепешками, шаньгами и т. п. Старец охотно принимал все это, но, отведав немного, оставлял, как он выражался, «для гостей» и раздавал затем заходившим к нему странникам.
Строго постясь, старец не делал этого напоказ. Однажды одна из его посетительниц принесла ему горячий пирог с нельмой и выразила сомнение, будет ли он его кушать? «Отчего не буду, – возразил ей на это старец, – я вовсе не такой постник, за какого ты принимаешь меня».
Вообще же он не брезговал никакой пищей и приводил обыкновенно выражение из Священного Писания о том, что всякую предлагаемую еду следует принимать с благодарностью, хотя и просил постоянно, чтобы ему не приносили никаких яств, так как он давно отвык от жирной и вкусной пищи. Навещая своих любимцев, старец не отказывался ни от какого угощения, охотно пил чай, но выпивал всегда только два стакана. В то же время он никогда даже не дотрагивался до вина и строго порицал пьянство.
По большим праздникам, после обедни, Феодор Козьмич заходил обыкновенно к двум старушкам, Марии и Марфе, и пил у них чай. Старушки были сосланы в Сибирь своими господами за какую-то провинность и пришли в одной партии ссыльных со старцем Феодором. В день Александра Невского в доме приготовлялись пироги и другие деревенские яства. Старец проводил у них все послеобеденное время и вообще весь этот день бывал особенно весел, позволял себе покушать немного более, чем обыкновенно, вспоминал о Петербурге, и в этих воспоминаниях проглядывало что-то для него родное и задушевное.
Старец Феодор тщательно скрывал свое происхождение, не называя своих родителей даже высокопоставленным духовным лицам. Он говорил лишь, что Святая Церковь о них молится. О себе старец Феодор открыл часто навещавшему его епископу Афанасию Иркутскому только то, что имеет на свой подвиг благословение святителя Филарета, митрополита Московского.
Некоторые, угадывая, что ранее Феодор Козьмич жил совсем в другой обстановке, спрашивали его, почему он предпочел теперешнюю, полную лишений, жизнь? Старец отвечал так: «Почему вы обыкновенно думаете, что мое положение теперь хуже, чем когда-то прежде? В настоящее время я спокоен, независим, а главное – покоен. Прежде мое спокойствие и счастье зависело от множества условий: нужно было заботиться о том, чтобы мои близкие пользовались таким же счастьем, как и я, чтобы друзья мои меня не обманывали… Теперь ничего этого нет, кроме того, что всегда останется при мне – кроме Слова Бога моего, кроме любви к Спасителю и ближним. Теперь у меня нет никакого горя и разочарований, потому что я не завишу ни от чего земного, ни от чего, что не находится в моей власти. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа, в этой неземной радости. Если бы вы вновь вернули меня в прежнее положение и сделали бы меня вновь хранителем земного богатства, тленного и теперь мне вовсе не нужного, тогда бы я был несчастным человеком. Чем более наше тело изнежено и выхолено, тем наш дух становится слабей. Всякая роскошь расслабляет наше тело и ослабляет нашу душу».
Любовь к Богу, которую стяжал в своем сердце праведный Феодор, не могла не проявиться и в отношении его к людям. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем, – свидетельствует святой апостол Иоанн Богослов. – Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас (1 Ин. 4, 16, 12). Старец был исполнен этой Богоподобной любви. Являясь плодом высокой духовной жизни, она, в свою очередь, легла в основу еще одного подвига – старчества, – по Промыслу Божиему подъятого праведником.
Старчество – это подвиг служения людям с той целью, чтобы, благодаря присущему старцу дару рассуждения, выявив силы и способности человека, направить его путем Божественного о нем промышления. Старчество немыслимо без истинного глубокого опыта общения с Богом и согласования своей воли с Божественной. Только тот человек, который сам прошел узким путем духовного совершенствования, может привести к спасению и других.
У себя в келлии старец Феодор принимал всех, приходивших к нему за советом, и редко отказывал кому-нибудь в приеме. Но особенным его расположением пользовались лишь немногие, простые и чистые сердцем люди, у которых старец и поселялся, переходя с места на место. Всякого рода советы давал безвозмездно, денег никогда ни у кого не брал и даже не имел их у себя, разговаривал с незнакомыми всегда стоя или прохаживаясь взад и вперед по комнате, причем руки обыкновенно держал на бедрах или засунув одну из них за пояс, а другую положив на грудь.
Со своими посетителями Феодор Козьмич вел себя очень сдержанно, трезвенно, без фамильярности.
Не принимал знаков почтения, относящихся к священному сану: не любил, чтобы ему целовали руки и никого по-иерейски не благословлял. Если же хотел выразить кому-нибудь свое благоволение, то или трепал любовно мягко по шее, как это он обыкновенно делал с детьми, с женщинами, или же трижды накрест лобызался, но только с людьми старыми, почтенными, а с остальными только кланялся.
Конец ознакомительного фрагмента.