Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века
Шрифт:
Многих юношей и девушек старец ставил на твердый и ясный путь, с которого свернуть уже было невозможно. У молодежи всегда было много самых разных вопросов к старцу. Так, юноши нередко спрашивали, можно ли служить в Красной армии. Отец Георгий отвечал, что Красная армия служит Родине, а христианин не только обязан служить Родине, но, если нужно, то и умереть за нее, и это — смерть праведника. Поэтому в Красной армии служить можно.
Многие молодые люди горели желанием уйти в монастырь, но батюшка благословлял на это редко, в большинстве случаев рекомендовал учиться. Он считал, что в наше время в монастырь могут идти лишь проверенные жизнью, уже имеющие большой жизненный опыт. Тяжелобольным разрешал постригаться в любом возрасте. Некоторых из своих молодых духовных детей
Часто старец давал своим «деткам» наставления, облеченные в легко запоминающиеся образные формы. Бережно записанные ими, некоторые из его «поговорок» сохранились: «Берегите дорогое, золотое время, спешите приобрести душевный мир»; «Жизнь наша не в том, чтобы играть милыми игрушками, а в том, чтобы как можно больше света и теплоты давать окружающим людям. А свет и теплота — это любовь к Богу и ближним»; «Ласка от ангела, а грубость от духа злобы»; «После бури — тишина, после скорби — радость»; «Не будь обидчивой, а то станешь, как болячка, до которой нельзя дотронуться». На вопрос, можно ли узнать, где проявляется воля Божия, а где и от человека зависит, он отвечал: «Можно, только нужно внимательно вглядываться в жизнь, а то большей частью мы невнимательны». Еще он говорил: «Нет, деточка, сейчас, смолоду, надо прокладывать жизнь правильно, а к старости уже не вернешь времени. Одного мудреца спросили:«Что дороже всего?» — «Время, — ответствовал мудрец, — потому что по времени можно приобрести все, а самого времени нельзя купить ни за что». Тех, кто много спит, батюшка назидал: «Проспишь Царство Небесное». Если духовные дети отца Георгия постом излишне беспокоились, в достаточной ли мере постно купленное ими яство, он весело пресекал это «буквоедство»: «Э, деточка, да кто же его оскоромил?»
«Вот и хорошо, что благодать всегда с нами», — говорил отец Георгий своим «деткам», учил их хранить эту благодать и всегда, в самых тяжелых обстоятельствах уповать на Господа. Из ссылки он писал духовной дочери: «Зачем унываешь и скорбишь, что ты одинока, вспомни Евангельские слова Господа, как Он сказал Своим ученикам: Вы… Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец со Мною[19]. Да и мы не одиноки, с нами и внутрь нас живет Божественная сила, всегда борющаяся против жизненного зла. Береги это сокровище».
Арестовали архимандрита Георгия 19 мая 1928 года. Блаженный Никифорушка вновь предсказал грядущие испытания, на этот раз в поэтической форме: «Не в убранстве, не в приборе, все разбросано кругом… Поминай как звали. Там трава большая, сенокосу много… Скука–мука… Березки качаются…» Эти загадочные слова, произносимые то со смехом, то сопровождаемые припрыжкой, тогда были непонятны, но позднее их значение прояснилось. При обыске в келии отца Георгия все было перерыто. Затем была ссылка в далекие степи. И «скука–мука» — как для отца, так и для его духовных детей. Березки же появились в конце жизни старца, много их и на кладбище, где он был похоронен…
Незадолго до ареста архимандрит Георгий видел сон: едет он по незнакомой степной местности, и вокруг стоит множество огромных стогов сена. Сон повторился, и отец Георгий теперь знал, что ошибки быть не может: пора ему снаряжаться в дорогу. Он дал своим духовным детям советы и благословения. Наказал не собираться большими компаниями, не стремиться к организации каких-либо группировок на религиозной основе, а свидетельствовать о своей вере жизнью.
Арестовывать пришли батюшку как чуть забрезжил рассвет. Предъявили ордер на арест, начали обыск. Келейница, духовная дочь батюшки, начала плакать. А батюшка, совсем спокойный, говорит ей: «Ну вот, Марусечка, давай-ка мы с тобой помолимся вместе». И встали на молитву. Арестовывающие с удивлением на батюшку озираются, а он вдруг поворачивается, да и говорит, и так спокойно, словно это прихожане его: «А вы скажите-ка мне имена ваши». — «Это еще зачем?» — «А я помолюсь за вас, вы ведь не по своей воле сейчас эту тяжелую работу выполняете». Один усмехнулся и говорит: «Помолись, помолись».
Увезли
Находясь в одиночной камере тюрьмы, архимандрит Георгий прибегал к спасительной молитве. На допросах держался спокойно и мужественно, не поддаваясь на провокационные вопросы следователя, которые могли бы дать повод к ложным обвинениям или привести к обвинению других.
—Сколько к вам на дом народа ходит?
— Число не припомню.
— Вы принимали участие в посылке материальной помощи высланным и заключенным за антисоветскую деятельность церковникам?
— Нет… Никакого участия не принимал.
—Отношение к существующей советской власти?
—Сочувствую советской власти во всем, исключая ее атеистичность.
Старца тяготила разлука с духовными детьми. Позже, из ссылки, он пишет им «всем вкупе» письмо, в котором со свойственной ему сердечностью и искренностью делится тем, что пережил в Бутырках, конспиративно и не без иронии называя одиночную камеру «отдельной комнатой»: «Я был помещен в отдельную комнату, чтобы никто меня не беспокоил… Времени было много и для молитвы, но были минуты, когда я изнемогал, хотел молиться, но не было сил, хотел заснуть — грусть и тоска по вас отнимали у меня сон. Я становился на молитву и молил Пресвятую Владычицу Владимирскую Матерь Божию:«Владычица, дай мне сил не ради меня, грешного, но ради святых молитв духовных чад моих», — и мне становилось легко, появлялись силы, бодрость для молитвы и дальнейшего пребывания здесь. Да, в настоящее время и впредь крепко верю и надеюсь на ваши святые молитвы и христианскую любовь…»
15 июня 1928 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать архимандрита Георгия в Казахстан, в Уральск, сроком на три года. В ссылку батюшка отправился не этапом, а «за свой счет», — это облегчение выхлопотали его духовные дети. Добравшись до Уральска, он получил новое назначение, в глушь — в поселок Кара–Тюбе, находящийся примерно в 100 километрах от районного центра Джамбейты, в юго–восточной части Уральской области.
Изгнанническую долю архимандрита Георгия разделила его преданная духовная дочь Татьяна Борисовна Мельникова, сопровождавшая батюшку в ссылку и бывшая с ним до последнего его часа. Спустя некоторое время в Кара–Тюбе приехала Елена Владимировна Чичерина (монахиня Екатерина). Время от времени старца навещали его духовные дети.
В Джамбейты поселились также ученики отца Георгия, молодые специалисты, окончившие медицинский институт в Москве и выбравшие этот далекий край, зараженный бытовым сифилисом и трахомой, чтобы быть рядом со своим старцем. Главным врачом Джамбейтинской больницы был Сергей Сергеевич Утешев, с ним — еще два врача, санитарка. Через них передавались почта, посылки, организовывались приезды к батюшке его чад.
В Кара–Тюбе отец Георгий и его послушницы поселились вначале в довольно благоустроенном доме, почти в центре поселка, но вскоре пришлось переехать в убогий, находящийся на краю селения. Прямо за домом начиналась необозримая полынная полупустыня. Зимой приходилось бороться со снежными заносами и буранами, летом — с нестерпимой жарой, с проникающим во все щели песком. Отец Георгий должен был в определенный срок ходить в город к уполномоченному отмечаться, что было нелегко, особенно летом, когда идти приходилось по сыпучему песку.