Живая Литература. Стихотворения из лонг-листа премии. Сезон 2010-2011

Зарахович Алексей

Водоросли в речках

Испекли блины.

Там живут в довольстве

Горных фей сыны.

В озерках стоячих

Братья их живут —

Жабы, как собаки,

Дом их стерегут.

А король их старый

На большой горе —

Ум его в тумане,

Кудри в серебре.

Речку он по тучам

Может перейти,

И от нас до Росса

Час ему пути.

В холоде и мраке

Ледяных ночей

Он пирует с феей

Северных огней:

Пленница из плена

Убежать смогла,

Но друзей и близких

Дома не нашла.

В плен ее вернули,

Спать

она легла —

Будят не разбудят,

С горя умерла.

Положили эльфы

Умершую в пруд —

Ожила и стала

Королевой тут.

В пустошах, на скалах

Колкие кусты

Вырастили эльфы,

На кустах цветы.

Кто по злобе вырвал

Кустик из земли,

Те в своей постели

Острый шип нашли.

Не ходи, охотник,

В горы через брод:

Там гуляют эльфы —

Маленький народ:

В курточках зеленых

Шествуют гуськом,

В шапках красных с белым,

Точно снег, пером.

Филип Френо***(1752 – 1832)

Стансы при виде деревенской гостиницы, разрушенной бурей

Где громоздятся днесь руины,

Вакхический был прежде храм;

Туда стремился гость чужбины,

Тревоги забывал он там.

И купол полыхал хрустальный,

И скорбь казалась далека.

Теперь лишь ворон там печальный,

Мышей летучих облака.

И жрица мертвого ковчега

Над славой попранной скорбит:

Ее фарфор белее снега

Разбит, бокал с вином разбит.

Хозяин доброго приюта,

Гостей встречавший много лет,

Не шлет сегодня почему-то

Усталым путникам привет.

Последний столб твердыни древней

Во прах низвергнуться готов —

Падут и крепость и харчевня

Под страшным натиском годов.

Там нимфы нежные блистали

И виночерпий молодой,

Уж нет их и следы пропали,

Не видно чаши круговой.

Давно ли мы в заздравном гимне

Жизнь славили – где та пора?

Где ты, король беседы зимней?

Где ты, что пела нам вчера?

Увы! Не дремлет больше Хлоя

На мшистом ложе меж камней,

Холодных стражей леса хвоя

Не возвышается над ней.

Где Хлоя? Все прошло, что было,

Глухая тишь над всем царит,

И никогда очаг остылый

Радушьем нас не одарит.

Вы, бури, вволю бушевали,

Срывали крыши вы с домов,

Из петель двери вырывали,

За кровом сокрушали кров.

Так наконец смирите ярость,

Пусть заново отстроят храм,

Чтобы в стенах его под старость

Испить хмельную чашу нам.

(С английского)

Кнут Гамсун***(1859 – 1952)

Остров в шхерах

Гляжу из лодки

На остров в шхерах,

На цвет зеленый

Лугов прибрежных;

Схожу на берег —

Цветы не сводят

Глаз изумленных

С меня и нежных.

И вот цветут они

В моем сердце,

И нет их краше

На белом свете;

Они беседуют,

Шепчут странно,

Смеются, кланяются,

Как дети.

Как знать? Быть может,

И я когда-то

Цветком был белым

Между цветами —

Недаром трепет

Воспоминаний

Я ощущаю,

Цветы, пред вами.

К плечу склоняюсь

Я головою,

Далеких грез

Надо мной туманы,

И ночь, сгущаясь,

Меня качает

Волною моря,

Волной нирваны.

Снег

Второй уже день на дворе снегопад.

Крыша к земле осела,

Изгородь плащ надела,

Снегирь ни зерна не найдет в кормушке —

Стоит с сугробиком на макушке,

Как папа в одежде белой.

Подлеска в новом плаще не узнать.

Снег на окне избушки,

И на крыльце, на опушке…

Легендой дохнуло в краю заметенном,

Открытые корни подобны драконам,

Посбиты ветром дерев верхушки.

Мороз, что Креститель, идет по лесам,

Дорогие перемеряя

И новые проторяя:

Чернею глаза, как орехи лесные —

Бесшумно вершит он пути потайные,

Себя узнать не давая.

День ясен, лишь ветер сбивает с пути —

Разбойник высокогорный,

И лес принизился черный

От снежных клоков на сучках древесных,

Деревья качаются в чащах окрестных

В белых серьгах узорных.

И, настом перистый снег сковав,

Мороз, как огнь, обжигает

И кожу тебе вздувает;

Рисует на стеклах кресты, опахала,

Свистит по дорогам, как бог обуялый,

И ставни с петель срывает.

Слышно, как поздний бормочет ездок:

«Кто в стороне от дровен

Мчится со мною вровень?»

И дальше мчится, уже засыпая.

Клубится, качается даль золотая,

Голос невнятен, образ бескровен.

Место погребения

Не дай мне, Боже, последних дней

Среди подушек и простыней,

Среди слез, скорбей и унынья.

Заблудиться дай мне в лесу густом

И упасть бездыханным в месте таком,

Где никто не бывал доныне.

Я сын твой, лес, и уж как-нибудь

Меня ты проводишь в последний путь,

Устроишь мне похороны.

Я тебе оставляю тело мое.

Пусть сойдется меня помянуть зверье,

Да жуки, комарье, вороны.

Хорошо они попируют там!

Будет дело клювам их и когтям,

Все накинутся на объедки,

Мурлыча, воя, рыча, кряхтя…

Одна только белочка, как дитя,

Мне в глаза смотреть будет с ветки.

Вот уж празднество для лесной родни!

А когда, пресыщенные, они

Разбредутся в родные чащи,

К скелету обглоданному прильнув,

В костный мозг мой стервятник просунет клюв —

Для него нет лакомства слаще.

И хочу, чтобы в ночь и о новом дне

Соловьи и пичуги пропели мне

Вместо заупокойной в храме,

И воздастся тогда мне сполна почет,

Только сыч не подгадил бы, старый черт,

Так он скверно ноет ночами.

– Ну, прощайте, друзья! – объявлю гостям, —

Дайте отдых бедным моим костям,

Пусть приляжет былое тело

Под стволы, под лиственный бугорок.

– Кто же листья притащит? – Настанет срок —

Ветер сделает это дело.

(с норвежского)

Рубен Дарио***(1867 – 1916)

Цыганочка

Чудесно плясала! Из черных зрачков

живые алмазные искры летели;

так пляшут в новеллах у дона Мигеля

гитаны на рынках больших городов.