Живая скульптура
Шрифт:
Она подняла голову, их взгляды встретились.
— Я боялась. От рака умерла мама и тетя, а сестре пришлось ампутировать грудь. Я была на пределе! Поэтому, когда Вы...
— Когда я точно установил то, что Вы в глубине души знали, но смертельно боялись услышать, нервная система просто не выдержала. Вы побледнели как мел и рухнули без сознания. Такая реакция никак не связана с тем, что в данный момент через Вас пропускали семьдесят с лишним тысяч вольт постоянного тока. Я все-таки успел тогда подхватить вас. — Он развел руки. Короткие рукава рубашки
— Спасибо. — Она не могла сдержать слез. — Что мне теперь делать?
— Как что? Возвращайтесь к себе, соберите осколки разбитой жизни, начните все заново, так сказать.
— Но Вы ведь сами сказали...
— Когда доВаснаконец дойдет, что я не только поставил диагноз?
— Вы... Вы хотите сказать, что вылечили меня?
— Я хочу сказать, что Вы сами себя лечите. До сих пор. Я ведь Вам рассказывал, помните?
— Помню, но не все. — Она украдкой (но он все равно заметил) ощупала грудь.
— Она не исчезла... Если я сейчас Вас стукну палкой по голове, — сказал он с утрированной грубостью, — на ней вырастет шишка. Завтра и послезавтра она будет украшать голову, а спустя два дня начнет потихоньку рассасываться. Через неделю еще будет заметно, а потом исчезнет бесследно. То же самое произойдет с Вашей опухолью.
Только сейчас до нее дошло все значениеуслышанногои испытанного.
— Один-единственный сеанс лечения, полностью избавляющий от рака!
— О Господи! — он тяжело вздохнул. — Неужели снова придется выслушивать эти напыщенныедушеспасительныеречи?Нунет!
— Какие речи?
— О моем долге перед людьми. Обычно они бывают двух типов; впрочем, возможны вариации. Первый начинается с призывов послужить на благо человечества, что в итоге сводится к подсчету доходов, которые эта бескорыстная служба несет. Второй ограничивается лишь страстными призывами, его я слышу весьма редко. Увы, в таких выступлениях игнорируется проблема парадоксального нежелания людей принимать полезные советы, если они не исходят от так называемых заслуживающих уважения источников. Тот, кто выдает поучения первого типа, прекрасно все понимает, и придумывает недостойные способы обойти препятствия.
— Я не... — начала девушка, но он прервал ее.
— Эти два типа могут быть украшены доморощенными откровениями мистического или религиозного характера либо по вкусу оратора, этически-философскими рассуждениями. Вышеперечисленное должно вызвать чувство вины, обогащенное жалостью к страдающим больным, и заставить меня уступить настояниям подобных доброхотов.
— Но я просто...
— Вы, — он наставил на нее палец, словно дуло револьвера, — упустили прекрасный шанс убедиться в справедливости моих слов. Если я не ошибаюсь в своих предположениях, Вы пошли к какому-нибудь эскулапу, он, определив заболевание, направил Вас к специалисту-онкологу, а тот, подтвердив диагноз, послал к коллеге на консультацию. Вас охватила паника, Вы попали ко мне и излечились. Знаете, какой будет их реакция, если Вы продемонстрируете им это рукотворное чудо? «Самопроизвольная ремиссия!» — вот что скажут они в один голос!
Кстати, не только врачи! — продолжал он, охваченный внезапным приступом гнева, и девушка невольно содрогнулась. — Каждый начнет уверять, что своим исцелением Вы обязаны именно ему. Диетолог не забудет похвалить патентованные пшеничные ростки и рисовое печенье, священник падет ниц и вознесет хвалу Господу за то, что Он услышал его молитвы, а генетик сядет на своего любимого конька и заверит, что у Ваших предков была такая же ремиссия, только они ни о чем не догадывались.
— Прошу вас, не надо, — вскрикнула она, но мужчина уже не мог остановиться.
— Знаете, какая у меня профессия? Инженер в квадрате: механик и электрик, с дипломом юриста.Окажись Вы настолько глупы, чтобы рассказать, что здесь произошло (надеюсь все-таки на лучшее, но если ошибусь, знаю, что предпринять в свою защиту), мне светит порядочный срок за занятие врачебной практикой без разрешения. Кроме того можете обвинить меня в насилии, — я ведь вонзил шприц в Вашу плоть, — и даже в похищении, хотя для этого придется доказать, что Вас вынесли прямо из медицинской лаборатории. Никто никогда не поверит, что я просто взял и вылечил больную раком. Вы не знаете, кто я, правда?
— Я даже не знаю, как Вас зовут...
— А я Вам этого не скажу. Я тоже не знаю Вашего имени.
— Ну, меня...
— Пожалуйста, не говорите! Не желаю ничего знать! Я хотел заняться Вашей опухолью, поэтому Вы здесь. А теперь хочу, чтобы Вы вместе с ней ушли, как только придете в себя и наберетесь сил. Я достаточно ясно выразил свою мысль?
— Позвольте мне одеться, — произнесла она, — и я немедленно уйду.
— Без прощальной речи о моральном долге и любви к человечеству?
— Да, да. — Неожиданно злость пропала, и она почувствовала жалость к этому человеку. — Я просто хотела Вас поблагодарить, вот и все. Что тут плохого?
Он тоже успокоился. Подошел к кровати и присел, так что их лица оказались совсем близко.
— Это очень мило с Вашей стороны, — мягко произнес он, — несмотря на то, что добрые чувства испарятся, скажем, дней через десять, когда Вас убедят в «ремиссии», либо через полгода, год, два, пять лет, — после того, как обследования будут раз за разом давать отрицательный результат.
В его словах сквозила такая печаль, что она не удержалась и дотронулась до руки, которой он держался за край кровати. Мужчина не убрал ее, но и не показал, что тронут ее участием.
— Почему же Вас нельзя поблагодарить за то, что Вы для меня сделали?
— Это стало бы символом Вашей веры, — холодно отозвался мужчина, — а ее уже нет, если она вообще когда-нибудь была.
Он поднялся и пошел к двери.
— Не уходите сегодня. Уже темно, дороги Вы не знаете. Увидимся завтра утром.