Живая сталь
Шрифт:
Глава 14
В разгар рабочего дня во дворе высотного дома на Новом Арбате остановился новенький черный внедорожник, явно не так давно покинувший мойку, но уже успевший основательно забрызгаться талой соляной жижей, которой в эти последние мартовские дни были сплошь покрыты улицы Москвы. Из машины выбрался человек в синей форме подполковника службы судебных приставов. Щурясь от солнца, которое в этот день было по-весеннему ярким, он надел солнцезащитные очки, поправил на голове форменное кепи и, сверившись с записанным в блокноте адресом, отыскал взглядом нужный подъезд. Опуская в карман расстегнутого бушлата ключ от машины, он нажал кнопку на брелке, и внедорожник, моргнув оранжевыми огоньками сигнализации, утвердительно пиликнул: все в ажуре, хозяин, граница на замке. Или, как говорили бойцы интернациональных бригад в Испании, но пасаран.
Тщательно
Писк оборвался одновременно с металлическим клацаньем, которое раздалось, когда сработал электромагнит дверного замка. Только после этого в разместившейся на скамеечке около детской площадки компании пенсионерок произошел краткий обмен мнениями по поводу личности описанного гражданина и цели его прибытия. Личность была единодушно признана неприятной, а цель визита, скорее всего, неблаговидной. Придти к иному мнению почтенные дамы не могли, поскольку, как все, кому ни разу не довелось в судебном порядке урвать у кого-нибудь солидную долю имущества и сбережений, видели в судебных приставах просто стервятников, жиреющих на людском горе. Посетовав на несовершенство мира, где сильные, здоровые мужики, на которых пахать и пахать, с утра до ночи только тем и заняты, что описывают чужое имущество и выселяют женщин, стариков и детей на улицу, эти живые видеорегистраторы вернулись к наблюдению за своими играющими на площадке внуками.
Резвящиеся внуки, как водится, со стороны здорово смахивали на шайку бесноватых, и созерцание этой орущей, плюющейся, виснущей вверх ногами на качелях и швыряющейся друг в друга игрушками оравы могло вызвать острый приступ мизантропии и жажды убийства несовершеннолетних у любого, кроме их ближайших родственников. Кто-то из бабушек завел разговор о возможных причинах, которыми было вызвано появление во дворе судебного пристава, но тут румяный черноглазый карапуз лет четырех повел себя не по-джентльменски, с размаху надев на голову своей не менее румяной и глазастой ровеснице ведерко с подтаявшим снегом. Жертва нападения взревела, как атомный ледокол в арктическом тумане, и в начавшемся переполохе пристав был мгновенно забыт.
Если бы его спросили, а он имел бы желание ответить, человек в форме судебного пристава мог сказать, что человек в форме судебного пристава и судебный пристав – не всегда одно и то же. Но он, как обычно, не испытывал ни малейшего желания откровенничать, а потому делал все возможное, чтобы к нему не приставали с глупыми вопросами. Да и сформулировать вопрос, на который можно получить такой ответ, не очень-то легко. Не станешь ведь, в самом деле, спрашивать у человека, одетого как подполковник федеральной службы судебных приставов, в самом ли деле он пристав, или вырядился так, чтобы повеселить знакомых или принять участие в ролевой игре с проживающей в одной из квартир данного многоэтажного дома на Новом Арбате любовницей. «Я пришел, чтобы обеспечить выполнение судебного постановления, согласно которому вам предписано…» Короче, раздевайтесь, и приступим к описи движимого имущества.
Войдя в подъезд, подполковник опустил до самых бровей козырек форменного кепи и наклонил голову, как это делают различного рода злоумышленники, подозревающие, что находятся в поле зрения следящей видеокамеры. Задняя стенка просторного лифта представляла собой сплошное зеркало, и пристав, не поднимая головы, сразу повернулся к нему спиной. В его трудовой биографии бывали крайне щекотливые моменты, когда ему приходилось позировать перед телевизионными камерами и давать интервью от имени куда более колоритных персонажей, чем сотрудник службы судебных приставов. Но он хорошо понимал смысл поговорки «До поры кувшин воду носит» и не хотел в одно далеко не прекрасное утро, когда количество перейдет, наконец, в качество, проснуться знаменитым.
Потому что известность для человека его профессии во все времена и в любой части света означала и означает одно из двух: полосатую робу смертника или могилу.
Выйдя из лифта на пятнадцатом этаже, он остановился перед дверью нужной квартиры. О том, что ошибки нет, и что это именно та квартира, а не какая-то другая, помимо номера, свидетельствовала наклеенная на дверь в районе замка полоска бумаги с неразборчиво оттиснутыми печатями. Действуя спокойно и неторопливо, пристав достал из кармана загодя изготовленные дубликаты ключей, поочередно отпер замки, небрежно надорвал бумажку с печатями и непринужденно, как к себе домой, вошел в квартиру.
Просторное двухуровневое жилище в центре столицы до недавнего времени принадлежало сотруднику дипломатического корпуса России Игорю Чернышеву. В начале весны Чернышева отозвали в Москву из Белграда для нового назначения. Решение вопроса о назначении неожиданно затянулось, а когда соответствующее предписание об отправке Игоря Вадимовича в Лондон, наконец, было составлено, должным образом согласовано и подписано, вдруг оказалось, что вручать его некому: Чернышев пропал. Он перестал регулярно появляться в министерстве иностранных дел, чтобы узнать, не сдвинулось ли его дело с мертвой точки, и не отвечал на телефонные звонки. В дверь ему тоже звонили, и с тем же результатом, исчерпывающе описываемым короткой английской фразой: «No reply» – нет ответа.
Супруга Игоря Вадимовича не могла пролить свет на эту темную историю по той простой причине, что ее тоже не сумели разыскать. Она по обыкновению проводила время где-то за рубежом – где именно, знал только ее муж, который заодно являлся единственным человеком, имевшим в своей записной книжке ее заграничный телефонный номер. Так, по крайней мере, считалось на первой стадии поисков, до тех пор, пока обеспокоенное руководство не обратилось с соответствующим заявлением в компетентные органы.
Компетентные органы в лице участкового поначалу даже не смогли проникнуть в квартиру, чтобы поглядеть, не лежит ли где-нибудь там, среди подобающей высокому статусу сотрудника дипломатического корпуса роскоши, разлагающийся труп хозяина. Слесарь из домоуправления, только разок глянув на дверь квартиры, объявил, что без «болгарки» и автогена тут нипочем не обойдешься, и что оплачивать из своего кармана ремонт (читай – приобретение и установку новой такой же двери) он не имеет ни желания, ни возможности.
Компетентные органы поставили в известность начальство Чернышева; начальство согласилось взять расходы на себя, и приглашенный им же специалист ровно за сорок восемь секунд по часам участкового без проблем открыл оба замка. Компетентные органы проникли в квартиру, убедились, что Чернышева там нет ни живого, ни мертвого, и, не обнаружив ничего подозрительного, удалились вместе с понятыми и специалистом, который перед уходом запер дверь, каковую органы тут же и опечатали.
По настоянию все того же начальства компетентные органы предприняли определенные меры к отысканию господина Чернышева – в частности, установили круг знакомств его отсутствующей супруги и раздобыли у одной из ее московских подруг заветный номер. Из состоявшегося телефонного разговора органы уяснили, что мадам Чернышева уже около месяца весело проводит время в Таиланде, порядком устала от этой страны и намерена в ближайшее время откочевать – куда именно, она еще не решила, но уж точно не в Москву. Коль скоро муж не скончался, а всего лишь куда-то пропал, и о похоронах и вступлении в наследство речь пока не шла, в заметенной снегами России, по твердому убеждению поименованной мадам, делать ей было абсолютно нечего. Куда подевался супруг, она не знала и, как показалось органам, не очень-то хотела знать. «Да пьет где-нибудь с дружками», – легкомысленно предположила она и повесила трубку раньше, чем органы успели спросить, откуда у нее такая уверенность: он что, запойный?
У следствия мгновенно родились две версии. Согласно первой из них, госпожа Чернышева была просто дура, а согласно второй, знала об исчезновении мужа намного больше, чем сочла нужным сообщить, а возможно, и приложила к этому исчезновению руку. Вторая версия показалась кое-кому довольно перспективной, поскольку проверить ее не представлялось возможным без командировки в Таиланд, а то и куда-нибудь подальше, в зависимости от того, какое решение примет подозреваемая по поводу своего дальнейшего времяпрепровождения. Но тут другие, куда более компетентные органы прозрачно намекнули, что это дело не следует копать чересчур глубоко и рьяно; оплаченный за казенный счет побег из заснеженной Москвы к теплому морю накрылся медным тазом, и интерес компетентных органов к загадочному исчезновению перспективного сотрудника дипломатического корпуса моментально иссяк. Люди пропадают каждый день, и переворачивать из-за каждого из них вверх дном всю Россию, понятно, никто не станет. Никаких уголовно или хотя бы административно наказуемых деяний Чернышев не совершил, заявления от родственников не поступило (а если бы и поступило, что с того?), оснований считать, что его убили и похоронили под кафелем в ванной комнате, не имеется… Короче, нет тела – нет и дела. Погуляет и вернется, а не вернется – признают его по истечении положенного срока умершим, и дело с концом.