Живём ли мы свой век
Шрифт:
Впрочем... кое-что и настораживало в нашем гиде. Временами он в своих рассказах путался, сюжеты начинал, но не доканчивал — речь его рвалась и перескакивала с одного предмета на другой, иногда он повторялся. Опытный психолог заметил бы эти нарушения в психике, «стершуюся шестеренку» в аппарате мышления.
Потом мы несколько часов ходили по цехам уже в сопровождении другого инженера. В кузнечном цехе подивились на пневматическую транспортерную ленту, которая ловко несла на себе многочисленные детали. Они были разные: величиной с кулак и многопудовые,
— Как же это они... находят своё место?
— Пойдемте покажу.
Инженер подвел нас к молоту, у которого трудились двое рабочих — оба молодые, ещё комсомольского возраста. Они вежливо кивнули нам и продолжали своё дело.
— Видите — отросток на детали. Он задевает упор, установленный на краю бункера, — деталь падает. Другие отростка не имеют и, следовательно, ни за что не задевают, идут дальше. Там у них свои упоры — каждая падает в свой бункер.
— Ну а готовые детали? Кто их увозит от молота?
— Другой транспортер. Вон смотрите. Он тоже у стены, только идёт в другом направлении — наверх по эстакаде в механический цех. Тут и счётчик: он к концу смены покажет дневную выработку каждого молота.
Инженер рассказывал дальше:
— Пневматическая транспортировка наполовину уменьшила количество рабочих в цехе, высвободила площади... У нас хотели строить новое здание для кузнечного, но внедрение транспортеров Андреича решило и эту проблему.
— Кто такой Андреич? Верно, изобретатель.
— Да наш местный, он на заводе со студенческих лет. Пойдемте, я покажу вам его главное творение!
Через дорогу стоял широкий, из стекла и бетона цех: прессовый. Мы вошли в него и увидели нечто необычное, изумительное, по крайней мере для нас, новичков. Тут сплошь была электроника, пульты управления, и люди за ними сидели в белых халатах, как в клинике. Впрочем, тут же были и прессы — много прессов; с тугим, свистящим шипением опускались они, и тотчас из-под них, словно поднимаемые волшебной силой, выскакивали сверкавшие гладкими боками детали. Недремлющие роботы ловко захватывали их «руками», передавали на другой пресс или куда-то опускали, где они подхватывались транспортерами, уносились дальше.
Людей здесь почти не было.
— Неделю назад здесь побывал американский промышленник. Он сказал: «Так я представляю себе заводы будущего».
Закончив осмотр завода, мы снова зашли в музей к нашему доброму знакомцу Андрею Андреевичу. Поспешили поделиться с ним увиденным.
— Да вы знаете, это поразительно, что мы увидели! И всё делал ваш заводской человек — Андреич, главный инженер! Помогите нам встретиться с ним!.. Мы не уедем из вашего города, не побывав у него.
Андрей Андреич густо покраснел, склонил голову, пристукнул каблуками.
— Считайте, что вы уже с ним знакомы. Андреич к вашим услугам — извините, ваш слуга покорный.
— Вы... Андрей Андреич... были главным инженером завода?
Он снова наклонился:
— Если это вам угодно.
— Извините. Мы не знали. Мы восхищены вашими... делами. Нам доставляет большое удовольствие слушать рассказ о заводе именно от вас... человека, который тут так много сделал.
В конце дня нас принял директор завода. Поделились впечатлениями об увиденном. Выразили и своё недоумение — молодому, энергичному инженеру с таким кругозором знаний не нашлось иного места, как в музее.
Лицо директора сделалось серьёзным, взгляд погрустнел.
— Андрей Андреевич был у нас главным инженером завода. Но... водка. Всё она, проклятая!.. Вышибла человека из колеи!..
Поднялся с кресла, подсел к нам ближе.
— Вы были в цехах — на всём тут лежит печать таланта Андрея Андреевича, можно даже сказать, его технического гения. Да, несомненно: он был гениальным инженером, да вот видите, где очутился. Мы его из сострадания держим, из уважения к прошлым заслугам.
История жизни этого человека драматична.
...Большой и статный, с постоянно приветливой улыбкой на лице, Андрей нравился всем в институте: преподавателям, ребятам, девушкам.
Учился лучше всех, много читал, чертил. Способности его к технике, изобретательству, конструкторскому делу были поразительны. По вечерам он прямо из аудитории отправлялся на завод, в инструментальный цех, где работал мастером его отец Андрей Платонович. Встанет в сторонке и наблюдает за работой станка или какой машины. Назавтра снова придёт и снова смотрит. И что-то в блокноте чертит. Дома отцу скажет: хороший у вас станочек, умный, а только ему недостает транспортера. Вот посмотри, я тут придумал кое-что...
На втором курсе Андрей разработал механический транспортер, связавший все станки одного пролёта в единую полуавтоматическую линию.
Получил авторское свидетельство.
Была у Андрея прекрасная черта: общительность. Со всеми ровен, приветлив — любил пирушки, пикники, дружеские застолья. И хотя пил за двоих, но не пьянел; нравилось, когда ему говорили: «Богатырь. Тебя и водка не берет».
Иногда спорили: кто кого перепьет. Андрей и тут не знал себе равных. Однако помнил русскую пословицу: пей, да дело разумей.
И тем не менее всё чаще стали говорить ему в институте: «Водка до добра не доведет».
Андрей только отшучивался: «Никто меня под забором не видел. — И добавлял: — Как говорят древние: «In vino veritas!» («Истина — в вине!» — латин.)
Дружил он с Сергеем, толковым и умным парнем, старше его на три года. Часто с ними видели и беленькую синеглазую девушку Марину. Все трое жили в одном доме, дружили с детства.
Марина мало чем выделялась среди подруг — и училась средне, и внешностью не блистала. На третьем курсе она переехала с родителями в другой город и перешла в новый институт. А на пятый курс снова вернулась. И так изменилась за два года, что ребята ахнули.