Живи как хочешь
Шрифт:
ЛАФАЙЕТТ: Дитя мое, будьте очень осторожны. Никому не говорите обо всем этом.
ЛИНА: Никому! Клянусь вам, я не скажу никому!.. Ведь правда, моя голова может полететь?
ЛАФАЙЕТТ: Не думаю, но гарантии вам не даю.
ЛИНА: Эшафот?.. Ну, что, эшафот? Зачем эшафот?.. Но я хотела бы сражаться на баррикадах, и чтобы со мной рядом сражались красивые умные мужчины. Вот как вы! Должно быть, вы когда-то имели сказочный успех у женщин?
ЛАФАЙЕТТ (смеясь): Благодарю за это «когда-то».
ЛИНА: Ради Бога, извините
ЛАФАЙЕТТ (очень серьезно): Непременно… Вот кстати он идет.
ЛИНА. ЛАФАЙЕТТ. БЕРНАР.
БЕРНАР: Лина, ты отнимаешь время у генерала.
ЛАФАЙЕТТ (Весело): Я очень люблю, когда у меня отнимают время.
ЛИНА: Марсель, люди, которые говорят, будто время деньги, бесстыдные лгуны. Если мне будут платить по 100 франков за день, я продаю три года своей жизни… Нет, три года много… Год. И мы говорили с генералом об очень серьезных предметах. Это вы все боитесь генерала, а я его нисколько не боюсь!
ЛАФАЙЕТТ: И не надо. Мы отлично ладим с вашей женой, полковник.
БЕРНАР: Ваша дочь сказала нам, что вы рано ложитесь и по вечерам пишете письма.
ЛАФАЙЕТТ: Да, письма, письма… Это мое несчастье. (Встает).
ЛИНА: Если они будут зашифрованные, то я все прочту и изменю то, что мне покажется неподходящим.
ЛАФАЙЕТТ: Мы вас расстреляем по приговору военного суда. Доброй ночи, друзья мои. (Целует ей руку и уходит).
ЛИНА. БЕРНАР.
БЕРНАР: Должен сказать, что ты приняла довольно странный тон с генералом Лафайеттом. Ты слишком много пила за обедом.
ЛИНА: Да… Я редко вижу шампанское.
БЕРНАР: Незачем так часто напоминать мне, что я не имею средств.
ЛИНА: Марсель, право это скучно!.. Я не виновата в том, что Наполеон умер.
БЕРНАР: Не могу сказать, чтобы это была очень уместная шутка!
ЛИНА: Но что же мне делать, когда ты в дурном настроении и придираешься?
БЕРНАР: Если б ты знала, как я за тебя тревожусь! Ты не создана для Парижа, здесь слишком много соблазнов. Как только день восстания будет назначен, мы уедем назад в Сомюр. (Молчание). Где ты была после обеда?
ЛИНА: Гуляла с Джоном. Он просил тебе кланяться.
БЕРНАР: Очень ему благодарен. Думаю все-таки, что ты могла бы с ним любезничать поменьше. Не вижу, например, почему именно ты должна была его представлять генералу. Это мог сделать кто-либо другой. Например, я.
ЛИНА: Теперь все будут знать, что он мой любовник.
БЕРНАР (вспылив): Перестань говорить глупости!
ЛИНА: Неужели тебе не стыдно ревновать меня к мальчику?
БЕРНАР: Он моложе тебя на год, а я старше тебя на двадцать пять лет.
ЛИНА: Это что-то из учебника арифметических задач.
БЕРНАР:
ЛИНА: И к Лафайетту? (Смеется). Он очень милый, но допотопный. Говорят, он был одним из главных деятелей революции, между тем он с головы до ног маркиз. И живут они так, точно никакой революции никогда нигде не было… Если он станет президентом республики, он должен назначить тебя военным министром.
БЕРНАР: Какой вздор!
ЛИНА: Почему вздор? Кого же они возьмут? Первого Разведчика? Что ж, если ты сам не честолюбив, твоя жена должна быть честолюбивой за тебя.
БЕРНАР: Я был честолюбив. Я мечтал о военной славе. Но… мне сорок пять лет, и я полковник в отставке. Теперь, мне кажется, я излечился от честолюбия (Лина смеется). Ты не веришь? Клянусь тебе, у меня остались только две мысли: свобода и ты.
ЛИНА: Нет, я и свобода.
БЕРНАР: И мне так больно, так больно, что по моей бедности ты ведешь такую скучную серую жизнь.
ЛИНА: Опять!.. Дело не в бедности… Я не хочу сказать, что бедность хороша, ты мне и не поверил бы. Дело в чем-то другом, не знаю, как объяснить. Надо жить так, чтобы каждый день, каждый час чувствовать себя пьяной. Все равно от чего! От любви, это лучше всего. От заговора… (Обнимает его). Марсель, когда же будет настоящая жизнь? Когда? Если ее не будет, я способна на все! Я по природе грешница!
БЕРНАР (горячо целует ее): Ты ни на что дурное не способна! Я тебе не верю.
ЛИНА: Я, быть может, в первый раз в жизни сказала чистую правду и ты мне не поверил!.. Ты рад, что женился на мне?
БЕРНАР: Я не прожил бы без тебя одного дня!.. Ты помнишь, я просил твоей руки тоже в жаркий летний вечер. Это было в четверть десятого. (Вынимает часы). Теперь девять. Правда, это было в августе.
ЛИНА: 9 августа.
БЕРНАР (с неудовольствием): Не 9-го, а 7-го.
ЛИНА: Да, ты прав. Тогда была луна. (Подходят к растворенному окну). Марсель, и теперь луна! (Смеется). На этом сходство кончается. Это окно выходит в великолепный парк, а то в маленький грязный Сомюрский двор. Что ты мне тогда сказал?
БЕРНАР (дразня ее): Не помню. Мало ли что я там говорил!
ЛИНА: Ты врешь! Я помню каждое слово. Ты сказал (произносит его слова торжественно, с волнением): «Лина, я люблю вас». Продолжай.
БЕРНАР: «Моя судьба зависит теперь от вашего слова».
ЛИНА: Не «зависит теперь», а «теперь зависит"… (Разочарованно). Тогда ты это сказал гораздо лучше.
БЕРНАР: Потом ты пела. Ты помнишь, что ты пела?
ЛИНА (Играет одним пальцем на пианофорте и напевает в полголоса):