Живи! Разговор с самоубийцей
Шрифт:
Та радость, что я испытал в творчестве, ни с чем не сравнима, а сейчас ее нет. И дело не в руках только. Я рано женился; женился, как теперь считаю, по дурости. Очень честный был, да плюс к тому времени в религию ударился. С женой вместе. По уму надо было бросить ее да заниматься музыкой дальше. Я ее не любил никогда, просто она человек хороший, жалко было. Обвенчались, все как надо. Службы, монастыри, высокие идеалы... И мысль в голове: «Зачем я музыкант, не греховно ли это?» И никто мне не дал внятного ответа на этот вопрос. А у меня все больше и больше усугублялось раздвоение между тем, чего
Потом сын родился. Не потому, что я шибко его хотел, а потому, что вроде как неправильно жить семейной жизнью, а детей не иметь; во всяком случае тогда такие были разговоры в церковной среде. Дурь страшная, согласен.
И потянулись нескончаемые бытовые проблемы. Какое может быть творчество? Придешь домой, поешь — и спать. Потом опять на работу. Как-то так сложилось, что никаких знакомств у меня по части музыкальной работы нет. А те, что есть, это все пошлятина и тупое зарабатывание денег. Попробовал пару раз, даже много раз, все надеялся, что есть еще нормальные музыканты в стране. Есть-то они есть, да только денег им не платят. А когда нужно снимать квартиру в Москве, деньги очень даже не помешают.
Все в итоге кончилось разводом. Стоит заметить, что мы до сих пор нормально общаемся. Никаких скандалов. У жены все хорошо. Просто замечательно. А я живу в другом городе, не видел сына два года. И не знаю, что делать. Вдохновения мои кончились на каком-то году семейной жизни. Беру инструмент в руки и не знаю, что играть. Раньше знал всегда. Ладно, Бах тот же самый много хороших вещей написал, так руки-то все равно убиты.
Преподавать не хочу никак. Преподавал долго, года четыре, наверно. Ненавижу этих глупых учеников, их еще более глупых родителей и глупое начальство. Я вообще не понимаю, зачем эти, так сказать, массы учатся музыке? Если из десяти учеников будет один нормальный, это уже хорошо. Но не мог же я их всех послать к бабушке: кушать-то хочется.
При всем при этом, я люблю людей. Тех же самых учеников. Я ни для кого никогда не делал исключения, радовался их радостям, сопереживал неудачам. Вряд ли кто-то из них может сказать обо мне что-то плохое. Но приходишь домой выжатый, как лимон, и проклинаешь весь свет, потому что завтра будет все то же самое, и позаниматься я не смогу никогда, ведь нет сил, или времени, или сын спит, или жена смотрит, как солдат на вошь, или надо стирать, или готовить, или еще что.
В свободное время занимаешься с остервенением, пытаешься наверстать то, что потерял. Вот и дозанимался. До синдрома запястного канала. Кто знает, тот поймет.
Год бился, пытался понять, можно с этим играть или нет. Выяснилось, что можно, но придется пересмотреть всю технику.
Как-то так получается, что мне все время приходится начинать жизнь сначала. И я устал. Невозможно жить без радости. А ее нет. Я уже не слышу, как говорит природа, не слышу музыку ветра, да и на природе не был уже лет семь. Не могу я шагать в царство капитализма. А как туда не шагать, когда деньги нужны? Вы не чувствуете, что в последнее время не просто дают тебе работу, а требуют твою душу? Корпоративы, мотивация, тренинги, гимны, все радостные и счастливые. Я этим сыт по горло.
Я перестал смотреть телевизор и понял, что мне не о чем разговаривать с людьми. Когда на работе я цитирую, например, Пастернака, на меня смотрят, как на идиота.
А, ну да. Есть еще одна характерная формация. Эрудированные, с хорошим образованием снобы.
Есть нормальные люди, только денег нет у них. Потому что они сложнее, чем этот мир, наивнее, добрее.
Я всегда старался жить по совести. Хотел делать людям добро, хотел создавать прекрасное. А что в итоге? Я полностью опустошен, я жалею, что просыпаюсь поутру, просто я мертв внутри. Ничто не трогает, ничего не хочется. Даже и не злюсь.
Да и какая разница? Смирение — главная христианская добродетель?
Избавьте меня, пожалуйста, от штампов, подобных этому. Наслушался в свое время.
Видимо, правда в том, чтоб сидеть и не выпендриваться. Будь как все. Не высовывайся. И все будет хорошо. Причастие по воскресеньям, сладкие слезы исповеди, утреннее и вечернее правило, здоровые румяные дети, хорошая правильная работа и гарантированное место в раю...
Извините, если кого-нибудь обидел. Я, пожалуй, все совсем не так написал, как мне хотелось. Но я не знаю, в голове бардак, и вряд ли вообще можно со мной общаться как с нормальным человеком. Просто нет сил. И, самое главное, желания.
Игорь Михайлов, 27 лет
Отклики
И не будьте как все, станьте лучше других! Меня в юности тоже пугала серая обыденность, но серою мы делаем ее сами. Не Можете заниматься любимым делом? Найдите Другую отдушину, ведь Господь творческих людей наделил многими талантами; Вы про сто их в себе еще не открыли. Сожалею о Вашем неудавшемся браке, по и одному нельзя; человеку нужно о ком-то заботиться и кого-то любить: только тогда жизнь наполняется смыслом.
«Все, что не убивает нас, делает нас сильнее».
Элина, 41 год
Здравствуйте, Игорь!
Спасибо за откровенность. Сразу скажу, что совсем без ссылок на Бога наверно не по лучится. Потому что корень Ваших проблем именно в отношениях с Ним. Я знаю нескольких людей, ушедших из Церкви, - все они несчастны и озлоблены на весь мир. И Вы сами в глубине души это знаете. Недаром Вы отметили, что хотели бы услышать ответ священника.
Когда «скорая помощь» привозит больного в клинику и к нему приходит хирург, больной обычно не говорит: «Мне этот хирург не нравится, давайте другого!»
Так что давайте не будем выбирать врача, а будем смотреть на результат лечения -поможет он Вам или нет.
Вы заранее огрызаетесь на смирение. Простите, но пословицу «на воре и шапка горит» еще никто не отменял. Вы совершенно правы: Ваша беда в гордыне. Это «фирменная» болезнь людей творческой профессии и спортсменов. Я тоже в молодости мечтал стать писателем, причем не каким-нибудь, а только классиком. Но когда я понял, что никогда не смогу писать как Гоголь или Чехов, меня не будут проходить в школе, и мои барельефы не будут украшать дома, где я жил, мне было очень-очень больно, и жизнь казалась бессмысленной.