Живите сильно
Шрифт:
Разговаривали палачи между собой и перебрасывались репликами на суржике и на русском, перемежаемом цветистыми словечками из 'фени'.
Когда 'схидники' немного устали, сделали небольшой перерыв.
Верзила, издевательски оглядывая избитое лицо Александра, продолжил 'допрос':
– Спрашиваю ещё раз. Кто из 'оплотовцев' остался в городе? Кто из них причастен к расстрелу демонстрантов на майдане? Кто похищал людей? Как Жилин и Кернес готовили массовые беспорядки в Харькове? Кто из ваших
На столе перед 'схидником' лежал сильно потёртый лист бумаги, на котором были отпечатаны вопросы.
Судя по всему, шпаргалкой для допросов пользовались часто, потому что все строки оттуда верзила помнил на память и озвучивал их с видимым злобным удовольствием:
– Кто из ваших сейчас воюет на Донбассе? Говори, с-сука! Где Жилин прячется? Где его логово? Думаешь, мы не знаем, что он в Харькове организовал подполье из казаков и беркутовцев? Всех найдём и отправим на гиляку! Ты щас нам всё расскажешь!
Сначала Александр пытался что-то отвечать, объяснять, что он не знает и не может знать ничего из того, что интересует 'схидников'. Что 'Оплот' - это не экстремистская организация и никакого отношения к террору не имеет, и никогда этим не занималась.
Разве что останавливала бандитов во время их хулиганских действий, помогала милиции и пыталась просвещать простых украинцев.
Но командира группы 'чёрной сотни' Авакова ответы Александра не устраивали. Схидники в большинстве своём и были теми самыми бандитами, которых останавливал 'Оплот' и сажал на скамью подсудимых Жилин, когда ещё работал в харьковском УБОП-е.
Сейчас это была просто месть. Месть неподкупному менту Жилину и его людям, его друзьям, от которых столько 'натерпелись' в своё время бандиты и воры.
Били и пытали Александра долго и изощренно. В конце концов, он потерял сознание и очнулся через какое-то время на полу в другой камере, прикованным наручниками к стальному тросу, пропущенному через толстую канализационную трубу.
Рядом находился ещё какой-то мужчина, прикованный к той же трубе.
Сокамерника звали Виталием и его история жизни на воле, и потом захвата 'аваковцами', оказалась очень похожей на ту, что произошла с Александром.
Новый знакомый рассказал, что его привезли сюда пару суток назад, и каждый день водят в другую комнату на пытки.
Бьют. Обливают холодной водой, надевают на голову пакет.
Пытаются выбить показания против беркутовцев, оплотовцев, активистов 'антимайдана', коммунистов. Всех тех, кого новая 'влада' назначила виновными в кровавых событиях и торопится уничтожить.
Виталий был измотан, психологически подавлен, говорил очень тихо от упадка сил и боязни, что подслушают, и опять будут бить.
* * *
Третий день у 'схидников'.
С утра о них, вроде бы, забыли, даже не принесли, как обычно, миску с баландой, кусок хлеба и кружку воды.
За Александром в этот раз пришли во второй половине дня.
Сорвали одежду, как всегда делали перед пытками, возвращая измятые порванные брюки и рубашку только после экзекуций, чтобы арестованный 'не сдох слишком быстро'.
Его подхватили под мышки и, вытащив из комнатушки, поволокли по сырому коридорчику на очередной допрос.
Опять забрызганная кровью, пропахшая потом и вонью тюремщиков, зловещая и душная пыточная камера.
Град ударов по лицу, телу, пакет на голову. Потом всё те же самые вопросы. О Жилине, об 'Оплоте', о товарищах...
Александр молчал, сжимая разбитые губы.
Вновь удары, разряды электрошокера, пакет на голову...
Александр закашлял кровью и стал задыхаться. Когда он от удушья забился в конвульсиях, пакет сняли и дали отдышаться. Затем швырнули на пол и окатили холодной водой из грязного ведра.
Кто-то из палачей рявкнул:
– Полежи, падла! Подумай пока. И не надейся, что мы о тебе забудем!
Оставив Александра лежать мокрым на цементном полу, мучители вышли из пыточной на перекур.
Дверь гулко хлопнула, в замке провернулся ключ.
Стало тихо.
Тело медленно остывало, теряя остатки жизненных сил. Била дрожь, от холода стучали зубы. В сознание медленно и душераздирающе вползали отчаяние, ощущение безысходности, бессмысленности существования.
Прошлое исчезало за дымкой забвения, уплывало куда-то в бесконечную пустоту. Тело и голова заполнялись невыносимой болью.
Хотелось прекратить эту пытку, эту вселенскую несправедливость, это издевательство над человеческим достоинством и разумом.
Но как это сделать?
Мир вокруг постепенно мутнел, терял очертания. Зрение отказывало. Подкрадывался очередной обморок, после которого, по опыту, станет ещё хуже.
Александр попытался удержаться на краю разверзшейся перед ним бездонной пропасти мрака и полной потери контроля над собой, напрягся изо всех оставшихся сил, стараясь встать и... разбить голову об стену.
Помощь уже не придёт. Не успеет! Не верится!
Он потерял всякую надежду на спасение. Он так и умрёт на этом холодном мокром цементном полу, беспомощный и истерзанный. В муках и издевательствах.
Лучше прекратить это самому, чем быть безвольной игрушкой, 'живым мясом' в руках двуногих зверей!
Встать не получилось. Не хватило сил. Кружилась голова и мир с остатками воспоминаний прошлого, всё ускоряясь, вращался вокруг узника, увлекая его, зовя за собой куда-то вдаль, в другую Вселенную...