Живописец смерти
Шрифт:
Кейт раскрыла блокнот на чистой странице, слегка постукала по ней одноразовым автоматическим карандашом (экологически чистым, не загрязняющим окружающую среду) и начала составлять программу действий. Необходимо разыскать приятелей Элены, побеседовать с ее коллегами и матерью, хотя Кейт сомневалась, что миссис Солана станет с ней разговаривать.
Кейт вспомнила, как однажды Элена пришла к ней в слезах (она училась тогда в девятом или десятом классе) и рассказала, что Мендоса, сожитель матери, неожиданно начал к ней приставать. Это длится уже несколько месяцев, и мать не собирается
Кейт сделала глубокую затяжку и разочарованно загасила сигарету.
К черту «Мерит», — с таким же успехом можно затягиваться и «Тампаксом». Нет, нужно купить настоящие сигареты, потому что этих я выкуриваю в два раза больше и все без толку.
Кейт очень хотелось наладить хорошие отношения с членами группы. Морин Слаттери ей понравилась. Она даже узнала в этой молодой женщине-детективе немного себя, прежнюю. Держится слегка вызывающе, но по крайней мере не фальшивая. Морин уже помогла Кейт, передала ей распечатки номеров телефонов, по которым звонила Элена. Там были, конечно, и ее номер, и Уилли. Остальные необходимо проверить. Они могут оказаться важными.
А Браун? Наверное, пора нанести ему визит?
— Это ваша жена? — Кейт показала на фотографию в рамке на столе Флойда Брауна. — Симпатичная женщина. И я вижу, очень аккуратная, потому что вы всегда в чистой свеженакрахмаленной рубашке.
— Да, она у меня заботливая, — проговорил Браун, стараясь подавить улыбку. Затем подтащил к себе материалы дела о гибели Пруитта. — Скажите, пожалуйста, были у него враги?
— Сколько угодно. Боюсь, листа бумаги не хватит, чтобы всех перечислить. О мертвых плохо не говорят, но это не тот случай. Уильям Пруитт был лицемер, сноб, а возможно, даже аферист.
— Это человек вашего круга, то есть с Парк-авеню.
— Я живу в Уэст-Сайде, — сказала Кейт, не уточняя насчет Центрального парка.
— А почему он аферист?
— Думаю, Пруитт причастен к покупке краденых произведений искусства.
— Этого здесь нет. — Браун показал на папку.
— Неудивительно, потому что я обнаружила это совсем недавно.
— Каким образом?
Кейт улыбнулась и рассказала Брауну о любопытной беседе с матерью Пруитта и о пропавшем запрестольном образе.
— Я рискнула предположить, что его взял убийца.
— Значит, найдя эту штуковину, мы найдем убийцу. Так? — Браун сделал пометку и вытащил из папки страницу. — Вот показания некоего Ричарда Ротштайна. Это однофамилец?
— Муж. Незадолго до гибели Пруитта он встречался с ним на заседании музейного совета.
Браун посмотрел ей в глаза.
— Но ваш муж его не убивал.
— Ричард? Билла Пруитта? — Кейт коротко рассмеялась. — Знаете, он ничего мне об этом не говорил. Нужно спросить.
— Спросите, — произнес Браун и откинулся на спинку стула. — Я смотрел ваши передачи. Вместе с женой.
— Спасибо.
— Я не
Кейт ждала. Она знала, что Брауну сейчас нелегко. Еще бы, опытный. детектив с более чем двадцатилетним стажем вдруг вынужден работать с ней, о которой не знает ничего, кроме того, что она когда-то работала в полиции, а сейчас имеет связи в высших кругах.
На его месте я бы тоже не радовалась.
— Вы рассказывали кому-нибудь еще о своих теориях?
— Никому, кроме Тейпелл.
Браун поморщился.
— Если пресса пронюхает о маньяке, это будет очень плохо. Особенно теперь, когда еще не утихли страсти после Снайпера.
— Если бы люди не были падки на такого рода новости, их бы не печатали. — Кейт рассматривала папку Пруитта. — Кстати, ушиб челюсти Пруитта свежий?
— Ничего определенного сказать не могу.
— А отчет коронера?
— Его пока нет. Там какая-то заминка. Придется немного подождать.
— Посмотрим, — сказала Кейт.
18
У коронера действительно что-то не ладилось, но звонок от шефа полиции Тейпелл открывает все двери.
На пластиковой карточке было крупно написано: РАППАПОРТ, САЛЛИ. Она была приколота, слегка перекосившись, к нагрудному карману лабораторного халата медицинского эксперта между пятнами винного цвета. Скорее всего это не вино, подумала Кейт, а засохшая кровь. Раппапорт было где между тридцатью и сорока. Рост средний, худая, цвет лица такой, как будто она года два не видела дневного света.
— Извините, что заставляю вас задерживаться.
— Вы шутите? — Раппапорт пожала плечами. — Я только начала смену.
— Кладбищенскую?
Медицинский эксперт нахмурилась.
— Извините, — сказала Кейт. — Неудачный каламбур [36] .
Коридор, ведущий в главный зал, где производятся вскрытия, от пола и примерно до половины был выкрашен в унылый серо-зеленый цвет, а дальше до потолка в белый с сероватым оттенком. Салли Раппапорт шагала впереди по зеленоватому плиточному полу, поскрипывая толстыми подошвами кроссовок «Адидас».
36
Кейт действительно пыталась пошутить, потому что на американском сленге ночную смену называют «кладбищенской».
Помещение было похоже на старую римскую купальню. Многочисленные арочные проходы достаточно большие, чтобы Лиз Тейлор в образе Клеопатры могла совершить триумфальный въезд в Рим. Гладкие белые плитки, нержавеющая сталь. Холод такой, что изо рта идет пар. Запах формалина в двадцать раз крепче, чем на уроке биологии.
Кейт, разумеется, бывала в морге, и не раз. Но в Астории он размещался на территории районной больницы. Небольшой зал, в котором стояли три или четыре дешевые тележки — носилки на колесиках. Здесь таких можно было бы поставить целую дюжину.